RARUS'S GALLERY

2 л. 2°. Строк: 36, 29. Шрифт: кирилловский, 85 мм. Орнамент: концовка, наборные украшения. Набор: названия месяцев на церковнославянском, еврейском и староукраинском языках выделены как заглавия крупным шрифтом (кирилловском). Сведения из истории, приведенные на украинском языке в виршах, напечатаны мелким шрифтом. Язык: «проста мова». Текст на одной стороне листа. Первый рифмованный славянский летописец-календарь, в котором события библейской истории приурочены к определенному дню каждого месяца с сентября по август. Известен только 1 экземпляр издания, который хранится в РНБ. Он из собрания А.И. Кастерина. Чрезвычайная редкость!

 

 

 

В период освоения книгопечатания на Руси первенцем является календарь, выпущенный в виде листовки в 1581 году в городе Остроге первопечатником-московитянином Иваном Федоровым. Далекой стариной веет даже от его заглавия: «Которого ся месяца што из старых веков деело короткое описание». Вместе с перечнем месяцев на листке помещены двустрочные вирши белорусского поэта Андрея Рымши. Выходит, это небольшое издание стало у нас не только первым печатным календарем, но и первым печатным поэтическим произведением. Известный немецкий путешественник ученый Адам Олеарий (1599-1671 гг.), посещавший неоднократно Московию, в своем «Описании», рассказывая про быт простого народа и придворных, отметил, что месяцесловы пользовались популярностью:

«У них имеется постоянный календарь по старому стилю, в котором они очень ловко и быстро умеют находить чередование как подвижных, так и не подвижных праздников».

Действительно, календарное дело в середине XVII столетия набирало силу. Сам царь Алексей Михайлович проявлял немалый интерес как к духовной литературе, так и к календарям, астрологии и даже к метеорологии.

Библиографические источники:

1. Гусева, 81;

2. Ундольский, 1848, № 31;

3. Сахаров, 1849, № 66;

4. Каратаев, 1861, № 83;

5. Ундольский, 1871, № 89;

6. Каратаев, 1878, № 90;

7. Пташицкий, 1895, л. 4, табл. XXI-XXI;

8. Миловидов, 1908, № 373;

9. Зернова, 1947, с. 56;

10. Быкова, 1972, № 3;

11. Запаско, 1974, с. 36-37;

12. Запаско, 1981, № 12;

13. Лукьяненко, 1993, № 79.

Самый первый календарь

Московский Часовник 1565 г. и заблудовская Псалтырь с Часословцем 1570 г.— по экземплярам, которые нашел М.П. Погодин,— впервые были описаны в «Обозрении славяно-русской библиографии», вышедшем в 1849 г. Автор в издании не указан, но современники свидетельствуют, что им был чрезвычайно разносторонний человек, врач по образованию Иван Петрович Сахаров (1807—1863). Чтобы читатель мог судить о широте интересов Сахарова, назовем некоторые его работы: «Русское церковное пение», «Луковичный промысел в России», «Выделывание овечих шкур и дубление их», «Исследование о русском иконописании», «Роспись писателям, родившимся и жившим в Тульской губернии», «Летопись русского гравирования»... И все это капитальные, далекие от дилетантства труды. Многотомный труд «Обозрение славяно-русской библиографии» — один из грандиозных замыслов Сахарова, которому — увы! — не суждено было осуществиться. Вышла в свет лишь вторая книга первого тома — «Хронологическая роспись славяно-русской библиографии». Это сводный каталог старопечатных книг. Иван Петрович не только описывал их — впрочем, достаточно кратко, но и указывал, в каком книгохранилище они находятся. Кроме Часовника и заблудовской Псалтыри, И.П. Сахаров ввел в научный оборот еще одно издание Ивана Федорова. Пригласил его как-то к себе богатый купец Алексей Иванович Кастерин, владелец великолепной библиотеки старых книг церковной печати. Много лет спустя библиограф и книголюб Н.Ф. Бокачев рассказывал:

«Кастерин был знаком со всеми любителями книг и книгопродавцами, со всеми ими находился в постоянных сношениях; за книги, которые ему нравились, платил столько, сколько с него спрашивали, так что после его смерти дорогие книги упали в цене почти на 30 процентов. Таким образом, при обширных связях, большой охоте и коммерческой ловкости Кастерин в короткое время собрал более тысячи книг, тогда как другие собиратели в продолжение десятков лет едва успели набрать одну четвертую долю сего».

Кастерин польстил Ивану Петровичу, сказал, что преклоняется перед его ученостью, и поэтому решил просить его составить каталог своей библиотеки — по примеру строевских каталогов собраний И.Н. Царского и Ф.А. Толстого. Сахаров познакомился с библиотекой и согласился. Тогда же он начал работать. Но какой-то злой рок тяготел над Иваном Петровичем — и здесь его ждала неудача. Каталог уже начали печатать, как пришла беда: 1 августа 1847 г. Кастерин неожиданно скончался. Печатание каталога остановили.Собрание Кастерина приобрел у его наследников богатый меценат С.Ф. Соловьев и преподнес его Петербургской публичной библиотеке. За это ему выхлопотали золотую медаль на Владимирской ленте. Корректурные оттиски каталога, составленного И.П. Сахаровым, сохранились в Государственной библиотеке СССР имени В.И. Ленина. Есть тут сведения и об издании Ивана Федорова, о котором ранее библиографам известно не было. «Наш экземпляр — единственный»,— с гордостью подчеркнул И. П. Сахаров. Это была двухстраничная листовка, озаглавленная так:

«Которого ся месяца што из старых веков деело короткое описание».

Ныне с листовкой можно познакомиться в Отделе рукописей и редких книг Государственной публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина. Это первый в нашей стране печатный календарь, в котором перечислены 12 месяцев — с сентября по август; новый год в ту пору начинался 1 сентября. Названия месяцев приведены латинские, древнееврейские и «простые» — украинские: «Месяца июля, по гебрейскутамус, просто — липец». Вслед за названием месяца рассказывается о наиболее важном, по мнению автора календаря, событии, которое в этом месяце произошло. Рассказывается двухстрочными виршами, поэтому листовка не только первый у нас календарь, но и первое в России и на Украине отдельное издание поэтического произведения.События, о которых идет речь, взяты из библейской истории. 27 июня, например, случился всемирный потоп:

Ужо воды всих топят. Ной же в корабль вошол.

Знать иж богу кланялся, про то ласку знашол.

17 октября Ноев ковчег приплыл к горе Арарат:

Арка с Ноем на горе станула на суши.

Другой потоп не будет — так нам письмо туши.

Кто автор этих немудреных виршей? В конце листовки указано: «Друковано 5 дня мая, року 1581, в Острозе. Писанье Андрея Рымши». Учёные установили, что Рымша родился около 1550 г. в шляхетской семье, владевшей землями в деревне Пеньчина неподалеку от Новогрудка. В 1580-х гг. несколько его стихов-«епикграмм» на гербы литовских и белорусских вельмож опубликованы в виленских изданиях. В 1585 г. в Вильне был напечатан прозаический труд Рымши «Десятилетняя повесть военных лет», сообщавший о походах литовского военачальника КриштофаРадзивилла. Десять лет спустя белорусский литератор перевел с латыни на польский язык рассказ о путешествии в Иерусалим паломника Ансельма Поляка. Перевод увидел свет в Вильне в 1595 г. Вскоре после этого Андрей Рымша умер. Больше его имя не встречается. Все его книги очень редки. «Десятилетняя повесть...», как и первый календарь, сохранилась в единственном уникальном экземпляре, который хранится в Гданьске, в Библиотеке Польской академии наук. А перевод рассказа о паломничестве Ансельма, который Рымша назвал «Хорография, или Топография, или Подробное и обстоятельное описание Святой земли», сохранился в двух экземплярах. Они находятся в Кракове: один — в Ягеллонской библиотеке, а второй — в Национальном музее.

Первая страница каждого календаря посвящена новому году, самому любимому празднику на Руси. Оглядываясь назад, кто не задумывался, не вспоминал о радостях или невзгодах минувшего, кто с надеждой и мечтой не смотрел вперед и не ждал лучших перемен в наступившем году?! На протяжении многих столетий с верой в прекрасное будущее жили россияне, и от всей души в каждое новолетье за семейным праздничным столом звучали здравицы, пожелания добра и счастья.Перед пробуждением природы хлебопашцы и скотоводы тщательно готовились к предстоящим полевым работам, по погодным приметам, по «подсказкам» животного и растительного мира пытались определить, каким будет урожай. Например считалось, что если на Евдокию Летоуказательницу (1/14 марта) каплет с крыш, то лето будет теплым, Федот (2/15) злой - не быть с травой, на Конона (5/18) ясно-лето не будет градобойное, на Алексея теплого (17/30) пригревает солнышко - весна будет скорой; а если снега в этот день тают дружно - то жди дождливого лета. В тяжелом повседневном труде люди завоевывали свое счастье на жизнь, на продолжение человеческого рода. Не изменяя дохристианским традициям предков, совершали обряды, поклоняясь силам природы, надеясь обуздать или задобрить стихии. Как правило, конкретной даты наступления и встречи нового года не было. Обычно он приходился на первые весенние дни, чаще всего на март, но порой «забегал» на февраль или апрель, в зависимости от появления новой Луны. Учет времени велся от сотворения мира. В Первой Новгородской летописи, например, отмечено: «В лето 6645 (т.е. в 1137 г.) наступушу в 7 марта...». Через год, судя по Лаврентьевской летописи, новолуние пришлось на 5 марта, чем и обозначило «лето 6647». Конечно, в разных уголках необъятной и непроезжей Руси местные жители ориентировались на свои, только им известные, расчеты. В те годы этим премудрым ремеслом занимались в основном просвещенные монахи. Одно из ранних сочинений, дошедших до нас в списках, - «Учение им же ведати человеку числа всех лет». Написал его в 1136 году 26-летний иеродиакон «Кирик церкви святой Богородицы Антониева монастыря в Новгороде». К сожалению, никаких сведений о жизни этого ученого не сохранилось. Труд Кирика заслуживает особого внимания: в нем отражены выдающиеся для домонгольского периода знания астрономии, математики, хронологии и календарного дела.

«В каждом году, - пишет новгородец, - 365 дней, и на каждый 4-й год прибавляют один день високосный».

Или же:

«Да будет известно, что это исчисление написано в 6644 г. от Адама, а до 7-й тысячи осталось 356 лет».

Чего же не досказал Кирик в этом расчете, упомянув, что до семитысячного года осталось 356 лет? Для многих христиан эта круглая дата стала магической. Ни в Греции, ни на Руси никто не решался выполнять расчет таблиц пасхальных празднеств далее семитысячного года. Именно в это время ожидался конец света. Точнее, в ночь с 24 на 25 марта (1492 года от Рождества Христова) по их представлениям должен был наступить «последний», семитысячный год от Сотворения мира. Провидцы предсказывали неминуемую гибель Земли, а усердные летописцы прошлого торопились их слова запечатлеть в своих творениях. Паника охватила новгородское боярство и духовенство. Поводом тому послужило взятие Новгорода Иваном III с последующей конфискацией монастырских и церковных владений. Трудно передать... ужас и страх, охватившие население в ту «последнюю ночь» - с 24 на 25 марта. Время года, скажем прямо, далеко не теплое. Если уж не спать в эту злополучную ночь, то сидеть бы людям дома. Так нет же, одни высыпали на поля, другие побежали в леса, третьи в пещеры -все ждали особого знака. Никакой огненный столп не упал с неба на землю, не затрубили ангелы в трубы. Ночь, наступление которой сотни тысяч людей ожидали со страхом, прошла. Наступил 7001 год, ничем не отличавшийся от предшествующего: первый день, второй, третий и т.д. Почувствовалось громадное душевное облегчение. Роковая дата миновала. Собравшийся Московский церковный собор утвердил пасхалию на последующий период времени и принял решение перенести начало года с марта на 1 сентября. Известно, что в Древней Руси существовало три календаря: церковный, народный и сельскохозяйственный, даты в которых то совпадали, то расходились друг с другом. Новый год поначалу встречали в марте месяце. С XIV века церковь пыталась перенести его на 1 сентября, однако официальное празднование было утверждено лишь в 1492 году, то есть в 7000 году от Сотворения мира. Таким образом, церковный и гражданский год сентябрьского летоисчисления продержался на Руси 200 лет. С тех пор у нас и повелось спрашивать друг у друга: «А сколько тебе лет?» - тем самым напоминая об осеннем новом годе. В XVI-XVII столетиях заметно усилилась царская власть, расширились границы Московского государства, появились города и крепости с каменными строениями. Наряду с рукописной книгой распространяется печатная. Интересно, что при общепринятом сентябрьском новолетии во всех церковных трудах начало года писалось по-старому - с марта, - и эта установка поддерживалась не одно столетие.Особый дух празднества и торжества царил в первопрестольной первого сентября, когда отмечалось летопрепровождение. По народному поверью оно приходилось на Семенов день.

В книге «Глаголемой Потребник мирской, 1639 г.» нашло отражение того далекого от нас московского празднества или, как его величали, «Чина препровождению лету» или «Начала индиката, еже есть новое лето». Обставлялось оно неизменно по старозаветным обычаям и обрядам - на загляденье иноземным гостям и видавшим виды московитам, для которых поглазеть на царя и его свиту было первым делом, и такую возможность они, как правило, старались не упускать.В полночь стреляла в Кремле вестовая пушка, гудел колокол, оповещая москвичей о наступлении новолетья. На рассвете первого сентября открывались городские ворота, и под колокольный звон, удары в реут (старинное название колоколов), собиралось в Кремле множество народа к «действу многолетнего здравия». Предварительно на Соборной площади, между Архангельским и Благовещенским соборами, устраивался широкий рундук - помост с царским местом, сооруженным в виде шатра. Он красочно оформлялся и ограждался узорной железной решеткой. Рундук покрывался персидскими или турецкими коврами, или наволокой - дорогой тканью. В этот торжественный день царь являлся народу в сопровождении знатных бояр и дворовых чинов, причем все в роскошной одежде, которая переливалась и играла золотом и серебром, драгоценными каменьями. Патриарх со свитой в великолепном парчовом облачении выходил из западных ворот Успенского собора, когда из дворца начиналось царское шествие. Их выход сопровождался колокольным звоном. На помостах, установленных у Благовещенского и Архангельского соборов, стояли, по знатности и состоянию, в расшитых золотом и серебром кафтанах стольники, стряпчие, жильцы. Между Благовещенским и Успенским собором располагались стольники младших разрядов, дьяки; рядом вдоль площади - полковники, головы, полуголовы-войсковые начальники стрельцов в цветных кафтанах. Места на паперти Архангельского собора выделялись также иноземным послам, гостям с русских окраин - донским и запорожским казакам и другим знатным приезжим. Здесь же, вдоль площади выстраивались стрельцы с ружьями,знаменами, барабанами - все в праздничном облачении, причем каждая сотня отличалась своим цветом кафтана и его отделкой. Заполнив свободные места, в основном на Ивановской площади, притихнув и вытянув шеи, толпился простой люд. Патриарх тем временем совершал молебен «О начатии нового лета» перед вратами Успенского собора. По окончании службы к нему подходил царь, принимал благословение и выслушивал здравицу в свою честь. Затем поочередно поздравляли царя и патриарха - духовные власти, бояре, светские сановники и знатные вельможи. Стрелецкие полки и народ «ударяли челом», и только тогда царствующая особа ответствовала всех присутствующих милостивым словом. Настоявшись и насмотревшись вдоволь, народ медленно и шумно расходился. На этом празднество не кончалось. Вечером москвичи шли в гости или у себя принимали гостей. Испокон веку вечера эти носили чисто семейный характер. Молодые и старые сходились на посиделки, как правило, к старшему в роду. Сидели до петухов, «с тишиною и скромностью встречали новое лето». Так проходило летопровождение в Москве. А как выглядела встреча нового года, скажем, в других краях, селах, деревнях? На Руси каждая местность имела некоторые расхождения с московскими обычаями, поэтому показать общую картину празднования новолетья просто невозможно.

Но вот как описывает ее в «Заметках о крестьянском быте» Николай Васильевич Гоголь. «Первое сентября известно под именем Семена дня, Семена Летопроводца - от празднуемого в этот день святого Симеона Столпника. Несторова летопись свидетельствует, что в Киеве был древний храм Симеона Летопроводца. С Летопроводца, говорят поселяне, начинается бабье лето или лето на проходе. Летопроводец, как будто русский Янус, провожал старое и встречал новое лето... В селениях около Москвы тушат огонь в избах, а с восхождением солнца вздувают новый. С этого дня наступаетосень, начинают засиживать вечера в деревнях. Бабы принимаются за пряслицы и за веретена, ибо хлебная уборка уже кончена... В Семенов день, делавши выезд на обыкновенную осеннюю охоту за зайцами, и, севши на лошадей, прежде чем ехать в поле, псари кричали слово: «Восяй!». С Семена дня по деревням, кроме посиделок, сопровождаемых песнями и сказками, делаются опашки, братчины, ссыпчины, где всем миром варится пиво, стряпаются кушанья для пиршества, и народ веселится, хоть иногда природа смотрит сентябрем, а не россыпью... День Летопроводца считается губительным для мух, блох и тараканов. Похороны мух составляют у молодых людей род праздника. Серпуховские девушки и молодки хоронят мух и тараканов в гробиках из свеклы и редьки, а тульские - тараканов в щепках. На мушьи похороны являются сидевшие взаперти красавицы, нарядясь как можно лучше, погребают докучливых насекомых с притворным воплем, а женихи выглядывают себе в это время невест». Сведения по этнографии и фольклору Николай Васильевич Гоголь черпал не только из научных трудов Снегирева, Сахарова, Терещенко, но и из непосредственного общения с самим народом.

Так как Русь была аграрной страной, то даже на Семенов день приходилось начало нового цикла сельскохозяйственных работ - последний посев, начало уборки урожая:

«До обеда сей-паши, а после обеда от холода руками маши».

Вечером, как описывал Н.В. Гоголь, гасили свечи, лучины, огонь - все, кроме лампадок. С рассвета раздували новый огонь. Им топили печи в избах и банях, а на засидках зажигали от него свечи да лучины. Праздник - праздником, а забот у землепашцев полон двор, ведь Семен день считался срочным днем - для взноса оброка, дани, пошлин - словом, всех долгов. С утра составлялись все договора: на наем земли, на рыбные промыслы, на лесные угодья. Основным пунктом условия значилось:

«Платить оброк ежегодно на срок по Семен день летопроводца».

Зато в этот день, по обычаю, праздновали новоселья. В новые дома, как и полагается, созывали на праздник родных и друзей. Первыми почитались тесть с тещей, сваты, дяди и кумовья. Гости на новоселье прежде всего присылали хлеб-соль. Тесть, если имел возможность, дарил любимому зятю коня, а теща внучатам - корову. Кум с кумой приносили мыло и полотенце, сваты - домашнюю птицу. Отмечать новоселье сходились к обеду и заканчивали вечером, с большими проводами гостей. И еще, говорят, в старину было принято подстригать детей и впервые сажать их на коня, которого водили под уздцы по двору. Также было принято солить огурцы. Засоленные в этот день, они весь год были крепкими, хрустящими.Зажиточные бояре первого сентября торжественно выезжали на охоту - за зайцами. Готовились заранее и основательно. Подобные выезды длились неделю, а при погоде и подольше. Брали с собой пищу, наливки, меды, шатры для ночлегов. К этому следует добавить, что традиции на Руси были крепки и долговечны. К сожалению, мы о них мало что знаем и о многом не ведаем. Спасибо чужеземцам, совершившим путешествия в далекие века по нашей стране и опубликовавшим о них заметки у себя на родине. По описанию Герберштейна русские бояре и дворяне отличались неимоверною гордынею:

«Знатный человек никогда не ходит пешком, боясь тем унизиться; ему надобно сесть на лошадь, чтобы видеться с соседом, живущим от него в десяти шагах».

О простых людях путешественник рассказывает с уважением, отмечает их трудолюбие и воздержанность от праздного времяпрепровождения. Утром, посетив церковь, московские ремесленники возвращались домой и принимались за дело, «ибо они думали, что одним боярам и знатным людям можно быть праздными и что работать гораздо спасительнее, нежели гулять и пьянствовать. Впрочем, и самый закон дозволяет им пить мед и пиво в одни большие праздники».

«Купец, идучи поутру в лавку, заходил прежде на рынок, покупал хлеб и, разрезав его на ломти, отдавал нищим, которые не только сами питались его милостынею, но и продавали еще множество сухарей дорожным людям из остатков ее».

Другой путешественник, Маржерет, писал о том, что к официальной медицине русский народ всегда относился настороженно:

«только двор и бояре прибегают к иностранным врачам - все другие московские жители не верят их искусству и лечатся по-своему, а именно: вином с растертым порохом или чесноком, что, вместе с жаркою банею, служит для них лекарством во всех болезнях. Надобно признаться, что они гораздо здоровее нас, французов. В России очень много людей за 80, 100 и 120 лет».

В царствование Михаила Федоровича нашу страну посетил немецкий поэт Павел Флеминг. Он много слышал нелицеприятного и противоречивого о русском народе, захотелось самому побывать, посмотреть на края далекие. Пять месяцев прожил Флеминг в Новгородской земле, он сумел изменить представление соотечественников о наших предках:

«Благодарю судьбу! Доброму сердцу приятно везде находить хорошее. В земле, называемой варварскою, вижу людей, достойных называться людьми».

И далее:

«Земледелец русский не мудрствует о свободе, но истинно свободен и душою; он богат, не чувствуя никаких недостатков; цветет здоровьем, имеет доброе сердце и не знает, что оно есть редкое достоинство в человеке; живет в низкой хижине, им срубленной, и доволен, что она укрывает его от ненастья и холода; работает весело, в надежде на Бога, наслаждается покоем в объятиях верной супруги и засыпает сладко под громким пением соловья. Жена счастлива повиновением мужу, и строгость его считает знаком любви. Он не боится воров, не заботится о будущем, веря, что Небесный отец печется о людях...».

Так из поколения в поколение жили наши предки, встречали и провожали лето, продолжая традиции отцов. При Петре I равномерное течение жизни россиян круто изменилось, его преобразования были направлены на укрепление и процветание Отечества. Hет, такого на Москве еще не видывали! Трудно удивить чем-либо москвичей. Издавна они умели и любили хорошо поработать, а повеселиться - только дай повод! А повод придумал сам царь Петр, чем, с одной стороны, все-таки удивил народ, с другой, - вызвал некоторый ропот. Сами посудите, как это можно вдруг отказаться от привычки, наконец, от традиции, заведенной дедами?! Взять и порешить разом, одним указом нарушить привычное течениежизни?! Да не таков, видно, царь-батюшка, чтобы годами, постепенно, как медведя народ российский к реформам приручать. Повелел, как отрезал:

«О писании впредь генваря с 1 числа 1700 года во всех бумагах лета от Рождества Христова, а не от Сотворения мира».

Указ прозвучал 19 декабря 7208 года, как тогда велось, от Сотворения мира. Не успела эта весть облететь Москву, не успели москвичи ее обсудить, как на следующий день появился еще указ, дополняющий первый - «О праздновании нового года». Выходило, что россиянам в одном году предстояло два раза встретить и проводить новый год. Да будет ли он новым? Ничего подобного не знали и не помнили старики.

«Царь есть царь, - роптал народ, - и его надо слушать, а выполнять, тут уж как придется».

Однако в указе слышалось царственное громогласное повеление Петра:

«Великий государь указал сказать... не только что во многих Европейских странах, но и в народах славенских... лета свои исчисляют от Р.Х., то есть генваря с 1 числа, а не от создания мира... А в знак того доброго начинания и нового столетия века в царствующем граде Москве, по большим и проезжим знатным улицам знатным людям и у домов нарочитых духовного и мирского чина перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжеве-левых против образцов, каковы сделаны на Гостине дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам, учинить возможно: а людям скудным каждому хотя по древцу, или над храминою своею поставить, и то б то поспело, ныне будащегогенваря к 1 числу сего года, а стоять тому украшению генваря по 7-й день того ж 1700 года. Да генваря ж в 1 день, в знак веселия, друг друга поздравляя с новым годом... учинить сие: когда на большой Красной площади огненныя потехи зажгут и стрельба будет... знатным людям... каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из нескольких мушкетов или инагомелкаго ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится, и по улицам большим, где пространство есть... по ночам огни зажигать из дров или хворосту или соломы, а где мелкие дворы собрався пять или шесть дворов, такой огонь класть или, кто похочет, на столбиках поставить по одной или по 2 или по 3 смоляныя и худыя бочки, и наполня соломою или хворостом зажигать: а перед Бурмистрскою ратушею стрельбе и таким огням и украшению по их рассмотрению быть же».

Так и было. В подготовке празднества самое деятельное участие принял сам Петр. Он хорошо понимал, что идет вразрез с установившимся обычаем, но для более удобного и постоянного сношения с европейскими странами требовалось одинаковое с ними летоисчисление, необходим был единый календарь. Чтобы на это нововведение меньше роптали обескураженные и сбитые с толку подданные, великий реформатор решил устроить в первопрестольном граде роскошное торжество и представить москвичам такие зрелища, которые до сих пор никто из них не видывал. Накануне на улицах служивыми людьми наводился порядок, заранее заготовили еловые ветви. В полночный час во всех церквах началось полночное бдение. Утром наступившего года под мелодичный и торжественный колокольный звон, звучащий с разных концов города, под барабанную дробь строем прошли в Кремль войска со знаменами. Петр I в парадном одеянии вместе со своим двором посетил Успенский собор и «при возглашении монарху и царскому дому многолетия» по всей Москве вновь забили колокола и открылась пушечная пальба, а выстроившееся войско произвело троекратный ружейный залп. Царь поздравил всех с новым годом и пригласил знатных гостей к себе в хоромы, где впервые вместе с мужчинами за праздничным столом сидели их жены и дочери. Слух знатных особ услаждался музыкой и хоровым пением. Народу около дворца и у трех триумфальных ворот были выставлены различные яства и чаны с вином и пивом, а вечером городские улицы и пустыри были освещены невиданными ранее огнями: сверкали и рвались всевозможные фейерверки, московские улицы освещали костры и зажженные смоляные бочки. Не затихала пушечная и ружейная пальба. Под шумные возгласы и пение толпы народа переходили от одного зрелища к другому. Кстати, искусство русского фейерверка, как и многое другое, завезено в Россию Петром I - знатоком и ценителем «потешных огней».

Еще в 1690 году царь организовал фейерверк в подмосковном селе Воскресенском, что у Пресни, по случаю Масленицы. Воскресенский праздник произвел на присутствующих неизгладимое впечатление. В последующие годы каждый фейерверк подробно описывался, художники изображали его в рисунках, с них делались гравюры и публиковались в книгах, которые выпускались малыми даже по тем временам тиражами. Восторженные воспоминания об этих празднествах передавались из поколения в поколение. Да и как забыть крутящиеся огненные мельницы и колеса, фонтаны искристых струй, стремительно взлетающих ввысь, бьющих по сторонам с шипением и треском?! Правда, порой подобные зрелища оканчивались весьма плачевно, случались и пожары, но тем не менее, веселье не затихало и продолжалось семь дней. В общей сложности 1699 год получился самым длинным годом в истории Руси - 16 месяцев. Не сразу простой люд отказался от празднования новолетья, но Петр I твердо и неуклонно, где бы он ни находился и чем бы ни был занят, следил за тем, чтобы его подданные постоянно отмечали этот праздник одновременно с европейцами, «1 генваря». Перед новым годом, в Рождественскую неделю царь вставал рано:

в 4 часа утра шел в церковь и читал перед алтарем Апостол;

после богослужения возвращался домой, принимал поздравления отвельможей в присутствии царицы и царевен, отдыхал;

затем, после обеда, царственные особы вместе со знатными придворными отправлялись славить Христа. Этот русский хлебосольный обычай царь любил и поддерживал его своим участием. «Славить» означает праздновать, чествовать и благодарить Бога.

Славили примерно неделю. Все шло по заведенному ранее порядку. Двое простолюдинов шли впереди с железным инструментом, похожим на литавры, только обтянутые сукном, и били колотушкой по нему. За ними - царь, духовенство, свита князей и бояр. Когда шли пешком, когда ехали на санях и посещали знатных придворных. С молитвой и крестным знамением заходили в дом, славили Христа, поздравляли хозяев. Потом гости дарили и принимали подарки и часа через два шли дальше.

Так, по заведенному Петром порядку, стали проходить новогодние торжества, глубоко чтимые нашим народом.

"Календарь на год, а ума - на век», - говорится в старинной пословице. Авторами первых российских календарей были писатели, ученые, общественные деятели и духовные лица, и это принесло им невиданную популярность: читатели видели в них благодатный источник, откуда они черпали необходимую информацию по истории, географии, астрономии, технике и даже астрологии. Месяцесловы помогали людям следить за чередой дней, отмечать православные и государственные праздники, узнавать погодные приметы, законы животного и растительного мира, своевременно сеять и убирать хлеб, правильно ухаживать за скотиной, готовить припасы и мастерить необходимую утварь. Известно, что календарное летоисчисление было доступно древним славянам, и они, как замечает Карамзин, достаточно свободно ориентировались в месяцах:

«Наблюдая течение года, они, подобно римлянам, делили его на 12 месяцев, и каждому из оных дали название, согласное с временными явлениями или действиями природы: генварю-Просинец (вероятно, от синего неба), февралю - Сечень, марту - Сухий, апрелю - Березозол (думаю, от золы березовой), маю - Травень, июню - Изок (так называлась у славян какая-то певчая птица), июлю - Червен (не от красных ли плодов и ягод?), августу - Зарев (от зари или зарницы), сентябрю - Рюен или Ревун (как толкуют: от рева зверей), октябрю - Студеный. Столетие называлось веком, то есть жизнью человеческою».

Слово «календарь» происходит от латинского «календариум», что означает долговая книга. В древнем Риме должники заносились в эту книгу и расплачивались в первые дни месяца, то есть в «календы». Существует другая версия, дополняющая первую, обнаруженная в «Месяцеслове на 1769 год». В нем сказано, что первый день каждого месяца римляне называли «календае», от старого слова «каlо», - зову или объявляю, так «у римлян жрецы ежемесячно возвещали народу о вступлении новомесячия».Пожалуй, нет такой семьи, где не было бы календаря. Он вошел в наш быт как настольный справочник, каждая страница которого напоминает о прошлом и фиксирует настоящее, отмечая самое главное, интересное и нужное. Автор статьи: В.В. Алексеев.