RARUS'S GALLERY

Выпуск I. Иконография. Александр I. Императрица Елизавета Алексеевна.— Императрица Мария Феодоровна.— Цесаревич Константин Павлович.— Великая Княгиня Анна Феодоровна.— Княгиня Лович.— Великий Князь Николай Павлович.—Великая Княгиня Анна Феодоровна.— Великий Князь Михаил Павлович.— Великая Княгиня Елена Павловна.—Великая Княгиня Александра Павловна.— Великая Княгиня Екатерина Павловна.—Великая Княгиня Анна Павловна.— Великая Княгиня Мария Павловна.— Великая Княгиня Елена Павловна. Портреты.— Исторические картины.— Карикатуры. Гравюры, литографии, рисунки карандашом и акварели. Приложения вне текста: портрет работы Дау и план г. Павловска. Санкт-Петербург, товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1910. XVI, [2], 135, [1] стр., 2 л.л. иллюстраций вне текста и большое количество в тексте. В издательском картонажном переплете с гравированной суперобложкой, напечатанной в три краски. Узорчатые печатные форзацы, выполненные в пастельных тонах. Торшированный обрез. Тираж 125 экземпляров. Экземпляр на толстой мелованной бумаге. Формат: 37х28 см.

Библиографические источники:

1. Антикварный каталог Акционерного о-ва «Международная книга» №16. Искусство. Art. Москва, 1933, №114.

2. Антикварный каталог Акционерного о-ва «Международная книга» №54. Книги по искусству и иллюстрированные издания. Books on art and illustrated editions. Москва, 1934,  №773.

Синягин, Николай Козьмич (1874-1912) — богатый петербургский купец, увлеченный, талантливый человек, за короткий срок создавший богатейшую коллекцию материалов по истории александровской эпохи, среди них особенный интерес представлял раздел, посвященный войне 1812 года, и уникальное по своей полноте собрание видов Петербурга (так называемой архитектурной графики). Задумав многотомный труд «Материалы к истории императора Александра I и его эпохи, собранные Н.К. Синягиным», он успел издать в 1910 г. только первый выпуск, посвященный иконографии Александра I и его окружения, с интересными комментариями к каждому портрету, коих в выпуск набралось аж 1033. В описании указан автор, техника, размеры, дата создания, воспроизведения. В конце книги есть перечень художников и граверов, издателей и авторов. Приведена их краткая творческая биография. Планировалось, что во второй выпуск, почти уже подготовленный к печати, войдут русские книги и статьи, освещающие эпоху Императора Александра I, причем, по возможности, будет сообщаться в общих чертах содержание произведений, коль скоро заглавие указываемого труда не дает ясного понятия о затронутом в нем вопросе. В третий выпуск планировалось поместить портреты великого противника Императора Александра - Наполеона Бонапарта и иллюстрации к истории его войн с половиною цивилизованного мира. В Императоре Александре I всегда надо различать две ипостаси: человеческую и царскую. Как человек, он был несчастлив, до нельзя. Без детей, в окружении придворных «лизоблюдов», где лицемерие и низость-норма, но зато, как высоко взлетел Его императорский рейтинг, как рельефно он отпечатался во всемирной истории. Счастье благоприятствовало Александру даже в потерях. Во время убили заговорщики отца, во время умер М.И. Кутузов: проживи он дольше- покрывшая Александра лаврами война 1813-1814 годов, не окончилась бы так успешно, потому что фельдмаршал ни за что не ужился бы с немцами вообще, и с Блюхером в частности, и они не согласились бы его слушаться. А своевременная смерть Жана Виктора Моро (1763-1813) [Jean Victor Marie Moreau],— генерала Первой французской республики? Если бы он остался жив, значительная доля славы досталась бы, чего доброго, ему, единственному достойному противнику Наполеона. Так в чем же, наконец, секрет успеха Александра, успеха, прямо ошеломляющего, эффектными брызгами рассыпавшегося по скрижалям его дней. Историософическая наука уже отчасти разгадала такого рода загадки. Она прямо ответит нам, что вся слава, хотя бы Александра Македонского, Фридриха Великого, Наполеона, Александра I заключается именно в том, что в известные моменты исторической лихорадки они прилагали усилия народов к желанному, необходимому, неизбежному делу. В эпохи кризисов, когда идет ломка существующего порядка, люди, облеченные властью, становятся великими без особого труда. Волна общего благоволения выносит их на высоту власти, как бы действием прилива, и этим людям главное не плыть против течения. Полная трагического смысла личность Императора Александра I, несмотря на все загадочные изгибы и противоречия его духовного устройства, тем удобна для изучения, что, стоя как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточившихся на ней исторических лучей, служила предметом неослабного наблюдения со стороны наиболее вдумчивых его современников, сохранивших для потомства свои впечатления и суждения об особенном умиротворителе Европы, который, разорвав тяжелые цепи, скованные руками Наполеона, обладая почти неслыханным в новой истории авторитетом и властью среди европейских властителей, вдруг осознал себя просто «счастливой случайностью», содрогнулся пред пустым блеском светской жизни и умер с последней мыслью: «Не нам, не нам, а Имени Твоему. Я человек, как и вы, оставьте меня жить, как человеку, и думать о своей душе и Боге». В 1912 г., после внезапной смерти Синягина, коллекция попала к его брату, который держал ее в квартире, занятой после революции воинской частью. Можно предположить, какая участь постигла бы это огромное собрание, если бы его не приобрел П.В. Губар. Что может связывать трех знаменитых санкт-петербургских библиофилов: В.А. Верещагина, Н.К. Синягина и П.В. Губара? Конечно же их библиотеки. Известный букинист Федор Григорьевич Шилов в своих «Записках старого книжника» писал: «Частым посетителем моей лавки был В.А. Верещагин, собиравший русские иллюстрированные издания. С букинистами он держался высокомерно, считал себя большим знатоком. На основе своего собрания и случайно полученных сведений он составил книгу о русских иллюстрированных изданиях. Несмотря на множество ошибок и пробелов, книга была встречена критикой одобрительно. В эту пору начал собирать иллюстрированные издания и Н.К. Синягин. Верещагин продал ему всю свою библиотеку за 7 тысяч рублей. Цена была по тому времени небывалая, но, по существу, Синягин поступил правильно — он сразу заложил фундамент для своей, в будущем замечательной библиотеки. Верещагин хоть и держался важно (он имел звание камергера), но всегда был без денег, так как жалованья ему не хватало. В Кружке любителей русских изящных изданий он считался крупным специалистом по русским иллюстрированным изданиям, а когда Верещагин приобрел известность своими книгами: «Русская карикатура», «Веер и Грация», «Старый Львов» и др., то был приглашен редактировать журнал «Старые годы». Итак, в 1900 году на букинистическом горизонте появился совершенно необычайный собиратель книг — Николай Козьмич Синягин, Вначале цель и смысл его собирания были нам неясны. Синягин начал с эротики, покупал порнографические картинки. Вскоре он познакомился и близко сошелся с Клочковым и Соловьевым и резко изменил характер своего собирательства. Он стал собирать книги по истории войны 1812 года не только на русском, но и на французском языке. Позднее он выработал целый план собирательства лишь русских книг по истории войны 1812 года и всего, что касается России. Собирал Синягин столь энергично, что в течение десяти-пятнадцати лет создал такое собрание книг, брошюр, гравюр, литографий и рисунков, изображающих виды русских городов, монастырей и церквей и быт русского народа, какое никто до сих пор не мог собрать. Кроме того, Синягин собирал всех классиков в первых изданиях, иллюстрированные издания, народные сказки, народные песни. После смерти отца, крупного хлеботорговца, Синягин получил большое наследство. На полученный капитал он построил больницу при Институте экспериментальной медицины, оборудовал ее по последнему слову техники и прекратил торговые дела. Весь свой досуг Синягин отдавал собиранию книг. Днем он посещал магазины, а вечерами до поздней коми работал над разборкой своих приобретений. Все дублеты и неподходящие книги он продавал мне. Помимо собрания по эротике, в котором были книги XVIII столетия с гравюрами и такие книги, как «Маркиз де Сад», «Жизнь 12 цесарей и императриц», «Заветные сказки», у него была интересная коллекция цветных литографий 40-х годов, очень много французских акварелей, а также акварелей Зичи, Богданова и других. Между прочим, у него была коллекция акварелей Зичи, изобразившего русских царей и великих князей в непристойных позах. Когда во время освящения церкви убили петербургского градоначальника фон дер Лауница, Синягин так перепугался, что все сомнительные вещи уничтожил, в том числе и акварели Зичи. Однажды я взял на комиссию две карты, сделанные акварелью с прекрасными картушами. Одна карта (размером 3x3 аршина, конца XVIII столетия) изображала путь от Москвы до китайской границы, другая представляла собой план Павловска. Павловским планом Синягин особенно заинтересовался. Эти два плана были оценены в 1000 рублей, цена для того времени дорогая. Синягин, к которому я привез для показа эти карты, заколебался и обещал дать ответ вечером. Но вечером он не пришел, и я отвез карты их владельцу. Утром приезжает Синягин и, узнав, что плана нет, страшно взволновался — вдруг карты владелец уже продал — и сидел в лавке все время, пока я за этим планом ездил. Позднее Синягин воспроизвел в красках этот Павловский план в своем издании «Материалы к истории императора Александра I и его эпохи». Синягин неоднократно ездил за границу и покупал в Берлине и Париже иллюстрированные издания, касающиеся России, отдельные гравюры и литографии. Собирательство Синягина совсем не было похоже на собирательство большинства других. Он не был любителем-дилетантом, а собирал последовательно, целеустремленно. Так, Синягин подготовил издание истории России в 12 томах, отредактированное Андерсоном. Из них второй том был посвящен Наполеону I и его сподвижникам. А дальше предполагалось издать целый ряд томов, посвященных русской литературе, русскому искусству, описанию Сибири и т.д. План собирательства Синягина приходил к концу, так как в соответствии с его планом им было собрано все, что возможно. Оставалось оформление. Все книги и брошюры были отлично переплетены по большей части Шнелем и его учеником Соколовым. Гравюры и рисунки были смонтированы на хорошей бумаге или наклеены на паспарту и помещались в превосходно сделанных папках. Синягин проделал колоссальную работу не только по собиранию, но и по оформлению своего собрания. Неожиданно Синягин стал проявлять признаки психического расстройства. Болезнь быстро прогрессировала, и брат Синягина, наняв пароход, целое лето путешествовал с больным по Волге в сопровождении доктора, родственников и Андерсона; только беседуя о книгах, Синягин приходил в себя и рассуждал здраво. Осенью он поехал за границу. По приезде он в сопровождении врача заехал ко мне в лавку, рассказал, что был за границей, что очень много накупил книг, обстоятельно припоминая, какие именно. Вспомнил он также, что не доплатил мне за три листа видов Санкт-Петербурга и за гравюры в красках Патерсона, и вдруг шепотом, озираясь, чтобы не подслушали, таинственно сказал:

— Знаете, из-за меня ведь чуть не началась война. Вильгельм не хотел выпустить меня из Германии и выпустил лишь тогда, когда наш император предъявил ультиматум.

Тут сопровождающий Синягина врач увел его. Больному становилось все хуже, и в конце концов его отправили в психиатрическую больницу на Удельную. После смерти Синягина библиотека досталась его брату. Брат все шкафы с книгами и стеллажи с гравюрами сдвинул в одну часть квартиры и запер, так как старые книги вызывали в нем отвращение. Покойный Синягин говорил не раз, что брат в руки не возьмет старой книги, а если возьмет, то сейчас же вымоет руки. Вот каков был наследник этого замечательного собрания, стоившего не менее полутора миллионов рублей золотом и, возможно, жизни его собирателя. В 1917 году в Петрограде появился молодой библиофил П.В. Губар, весьма часто посещавший магазин Суворина. Ему предложили приобрести библиотеку Синягина. Губар согласился купить, правда, за совершенные гроши. В квартире Синягина уже разместилась какая-то воинская часть, и из страха потерять библиотеку Синягин-брат согласился продать ее Губару за 250 тысяч. Губар настолько спешно перевез книги себе на квартиру, что даже не захватил картотеки, так прекрасно разработанной и подготовленной к печати. Отдельные листы видов городов, главным образом Петербурга, Губар продал Центральному комитету государственных библиотек. Помимо редчайших листов Патерсона, Махаева, Дамам де Мартре и других, среди гравюр оказалось много оригиналов Галактионова. Комиссия оценила собрание в 200 тысяч, эксперты нашли возможным довести цену до 300 тысяч. В конце концов собрание отдельных листов было куплено Комитетом за 250 тысяч рублей для Государственной публичной библиотеки. Затем Губар продал музею города описание монастырей и церквей. Очень много книг ушло совсем в другую сторону: Губар продал их в Вашингтонскую библиотеку. Губар открыл книжный магазин «Антиквариат». На новоселье пришли выдающиеся библиофилы. Для себя лично Губар оставил все первые издания Пушкина, исключительную коллекцию альманахов, все иллюстрированные издания, все увражи, относящиеся к Петербургу, прекрасный подбор книг по истории Петербурга, увражи знаменитых зодчих Гваренги, Тома де Томона и целый ряд книг по истории нашего отечества. Между рисунками был подлинный рисунок Пушкина, рисунки Брюллова к новоселью Смирдина. Однако впоследствии он стал все это продавать, чем и занимался много лет. Так распылилась замечательная библиотека Синягина. До сих пор время от времени попадаются еще книги с синим и красным ярлыком-экслибрисом (кстати, довольно безвкусным) Синягина». На Невском проспекте в эти годы букинистических магазинов почти не было. Высокая арендная плата не позволяла букинистам открывать здесь свои магазины. Да Невский, как очень оживленный проспект с гуляющей публикой, и не подходил для букинистической торговли. Покупатель букинистических магазинов любит тишину и уединение, чтобы иметь возможность в спокойной обстановке порыться в книгах и побеседовать с букинистом. Такие беседы любит и букинист. Из разговоров с покупателем он черпает много ценного для своей практической деятельности, а покупатель в свою очередь много узнает от него. Петербургский антиквар Павел Викентьевич Губар был страстным книголюбом. Он начал собирать книги и гравюры с 1910 года и, чтоб иметь лучшую возможность заниматься любимым делом, решил открыть книжный магазин. Компаньоном он пригласил букиниста Николая Михайловича Волкова, который работал до революции у известного петербургского книгопродавца-антиквара В.И. Клочкова. Таким образом в 1923 году открылся на Невском проспекте в доме №72 солидный книжный магазин фирмы П.В. Губара и Н.М. Волкова «Антиквариат». В этом магазине продавались русские и иностранные книги XVI-XIX столетий. Богато были представлены отделы искусства, литературы и истории. Продавались также старинные гравюры, литографии, рисунки и автографы. Можно было найти здесь и старопечатные книги — инкунабулы, альды, эльзевиры. В свое время (в 1918 году) П.В. Губар содействовал передаче Публичной библиотеке в Петрограде большой, свыше сорока тысяч томов, библиотеки издателя газеты «Новое время» А.С. Суворина. Эта библиотека была упакована в пятидесяти больших ящиках и отправлена в Публичную библиотеку. В 1926 году «Антиквариатом» был издан каталог книг по искусству, истории, археологии, нумизматике, архитектуре, путешествиям и художественной литературе из библиотеки Ф.С. Малышева. Выпуск «Антиквариатом» первого печатного каталога совпал с кончиной одного из его организаторов — Николая Михайловича Волкова. Он умер 30 января 1926 года в возрасте 45 лет, проработав на книжном поприще 33 года. После смерти Н.М. Волкова «Антиквариатом» заведовал некоторое время Ф.Г. Шилов. В 1927 году он стал владельцем этого магазина и добавил к его названию свою фамилию. Во второй половине двадцатых годов Ф.Г. Шилов выпустил следующие каталоги: № 2 «Последние приобретения. Книги русские и иностранные», Л., 1927; № 3 «Последние приобретения. Книги русские и иностранные. Из библиотек Н.К. Синягина, П.В. Губара и др.», Л., 1928; № 4 «Книги русские и иностранные. Из библиотек Н. К. Синягина, П. В. Губара и др.», Л., 1929. Через почти 50 лет сильно преумноженная коллекция Павла Викентьевича Губара поступила в дар ведущим российским музеям.  В конце XIX- начале XX в. во всех областях культурной жизни России наблюдалась сильная активность и широкая демократизация. Появилась новая социальная прослойка населения, стремившаяся получить образование и приобщиться к культуре, которая перестала быть привилегией немногих. Резко обозначились две противоположные тенденции: с одной стороны, шло стремительное развитие массовой культуры, с другой, — велась пропаганда многими деятелями «высокого вкуса», элитарной культуры. На фоне технического и технологического прогресса — в том числе в книжном деле — возродился интерес к старине, к высоким образцам прошлого, который нашел яркое выражение в развитии библиофильства, антикварной книжной торговли. В Европе, а затем и в России стали появляться библиофильские организации, целью которых было объединение любителей книги и пропаганда книжного искусства. В русле этого процесса и был основан петербургский Кружок любителей русских изящных изданий (1903-1917) -первая в России официальная библиофильская организация, появлению которой предшествовало возникновение целого ряда аналогичных библиофильских обществ во Франции, Германии и Великобритании.

Идея создания Кружка возникла осенью 1902 г. Инициатором объединения, а затем и бессменным председателем КЛРИИ был В.А. Верещагин (1859-1931) - видный петербургский библиофил, знаток русской иллюстрированной книги, автор библиографического труда «Русские иллюстрированные издания XVIII и XIX столетий (1720-1870)» (СПБ.,1898), ставшего эстетической программой для собирателей новой формации. Впоследствии Верещагин писал: «В один из осенних вечеров 1903 года собралось нас несколько любителей... Были с нами М.А. Остроградский, Е.Н. Тевяшов, П.Е. Рейнбот - все трое тонкие знатоки и собиратели, - И.И. Леман, хозяин большой словолитни и просвещенный коллекционер, и П.П. Вейнер, впоследствии издатель «Старых годов». Перелистывая шедевры французского книгопечатания XVIII века, которыми так богато было собрание И.В. Ратькова, мы в разговоре коснулись, между прочим, вопроса о необычайной, по сравнению с французами, скудости русской книжной иллюстрации, о причинах такой скудости и о желательности принятия мер к поднятию ее в качественном и количественном отношениях». Как способ реализовать эту мысль В.А. Верещагин и предложил организовать Кружок. Казначаем вновь народившейся организации, как всегда водится на Руси, назначили человека из видных купцов — Синягина Николая Козьмича (1874-1912). Что можно еще сказать о Синягине — петербургском купце, библиофиле и библиографе. Первое упоминание фамилии Синягин вероятно следует отнести к временам царствования Алексея Михайловича, что нашло отражение в главе третьей «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьева, который пишет следующее:»Чтоб предупредить беду, киевский воевода князь Никита Львов послал под Мотовиловку рейтарского майора Синягина. В полночь Синягин подошел к городу, велел своим ратным людям перелезть через стену и отбить ворота; жители услыхали, начали стрелять, но рейтары их всех побили и выжгли город. Малюта в эту ночь ночевал в местечке Василькове, маетности Печерского монастыря; Синягин направился в Васильков, чтоб захватить Малюту, но печерские чернецы дали ему возможность уйти до прихода Синягина...». В более поздний период находятся упоминания на Голову московских стрельцов Матвея Тимофеевича Синягина. После Петра Великого никаких стрельцов вообще не осталось и какова была дальнейшая судьба Матвея пока неизвестно. У московского коллекционера М.М. Зайцевского (1815-1885) имелся золотой складень с изображением моления М.Т. Синягина. У Зайцевского этот складень, очевидно, производивший большое впечатление, видел известный писатель Гиляровский, его описание приводится в ссылке. Судьба складня неизвестна - возможно он находился какое-то время в Историческом музее. Возможно,воинственный Матвей дал продолжение рода в виде генерала Н. Синягина - начальника Главного Гвардейского штаба, который также руководил в 1818 году литографией при этом штабе. Другая ветвь Синягиных берет своё начало с государственных крестьян Смоленской губернии. Родоначальником здесь как будто был Акакий Синягин. О нем известно не много, разве что детей у него с неизвестной нам женой было 23, из которых до зрелого возраста дожило только 8 человек. Эта ветвь отличалась большой деловой предприимчивостью, и, поскольку они были крестьянами государственными, т.е. не крепостными, то имели возможность заняться коммерческой деятельностью, в чем и преуспели. Семья возила обозами на юг России северные товары: лен, пеньку и прочее, а обратно товары южные: сухофрукты, соленую рыбу и что-нибудь ещё, находящее сбыт. Деятельность эта была судя по всему весьма доходная, так как к концу 19 века, по слухам, семья владела практически всей Смоленской губернией. В дальнейшем некоторые члены семьи (Козьма) стали крупными хлеботорговцами. После смерти отца, крупного хлеботорговца, получив большое наследство, вместе со своим братом Иваном , Николай Синягин его значительно преумножил. Была у него и всепоглащающая страсть-книги. Библиотека Синягина насчитывала 20 000 томов на русском и иностранных языках: история Отечественной войны 1812 г., собрание мемуаров, иллюстрированные издания XVIII-XIX веков, Россика, альманахи 1-й четверти XIX века, библиографические труды. В 1917 году библиотеку Синягина приобрел П.В. Губар, книги из нее продавались в его магазине «Антиквар». Петербужцы хорошо знакомы и с благотворительной деятельностью знаменитого библиофила. Одним из заметных деяний семьи Синягиных было строительство и содержание в Петербурге «Клиники накожных и венерических болезней имени В.К. Синягина и А.К.Чекалевой» лучшей в мире в те годы. Чтобы почтить память своего брата Василия Козьмича и сестры Александры, петербургские почетные граждане Николай и Иван Синягины задумали создать больницу. На ее постройку и содержание благотворители пожертвовали более 100 тыс. руб. Ее возвели в 1904–1906 по проекту С.А. Баранкеева при консультации доктора А.Н. Соловьева, первого директора. Так как в больнице должны были не только лечить бедных, заболевших кожными и венерическими болезнями, но и вести научную работу, то жертвователи решили присоединить ее к открытому в 1899 Институту экспериментальной медицины. Церковь полукруглой формы на 125 молящихся была заложена 7 октября 1904 на четвертом этаже. 21 декабря 1906 храм в присутствии попечителя института принца А.П. Ольденбургского и семьи Синягиных освящен благочинным прот. А.Ф. Каминским, вместе со всем зданием, фасад которого на Большую Невку до сих пор украшен шлемовидным куполом. Образа в иконостасе из темного ореха написал арзамасец Н.А. Шестериков. Пели в храме слепые воспитанники из Александро-Мариинского училища. При освящении произошло трагическое событие, но об этом чуть позже. В больнице в 1913 открыт бюст Н.К. Синягина работы Ю.Н. Свирской. Домовая церковь не имела штата, и службы в ней с 1907 исполнял о. Николай Ложкин. Закрыта церковь в ноябре 1917 и через шесть лет ликвидирована. Ныне в здании — клиника Института экспериментальной медицины. Спб., 1908. Эта клиника была построена и в дальнейшем содержалась на пожертвования Николая Козьмича Синягина, купца первой гильдии и статского советника. После церемонии освящения клиники петербургский градоначальник генерал фон-дер-Лауниц был застрелен эсеровским террористом. 1906 году на берегу Большой Невки по предложению доктора А.Н. Соловьева, ученика Шперка, построили каменное здание Клиники кожных и венерических болезней по проекту архитектора С.А. Баранкеева. Его возвели на средства (более 200 тыс.руб.), пожертвованные купцом Н.К. Синягиным, который продолжал ежегодно вносить деньги на содержание клиники, получившей в память брата и сестры жертвователя имя В.К. Синягина и А.К. Чекалевой. Торжественное открытие клиники 21 декабря 1906 года было омрачено убийством почетного гостя - петербургского градоначальника фон дер Лауница. Убийца тоже скончался на месте от ран, нанесенных охраной. Через два дня его голову выставили в вестибюле института для опознания. Глядя на благообразное лицо с голубыми глазами, трудно было подумать, что оно принадлежит убийце. Его так и не опознали. Лишь через два десятка лет Б.Савинков в «Записках террориста» раскрыл его фамилию - Кудрявцев и подпольную кличку - Адмирал. Вот так — одни жертвовали средства на общее благо, другие убивали в полной уверенности, что творят благое дело. Позже на месте убийства была поставлена икона.

Олег Ласунский о Синягине: «Да, книг на земле превеликое множество! И не оттого ли бесконечно дорогим бывает тот разъединственный экземпляр, который в сию минуту вы держите в ладонях? Быть может, завтра его заменит другой, а тот, вчерашний, будет забыт. Но ведь это случится потом, а не теперь. И, кроме того, есть экземпляры, встречи с которыми оставляют в памяти неизгладимый след, сколько бы книг ни перебывало затем в ваших руках. Вот история такого экземпляра. Словно незримой нитью связал он жизнь библиофилов разных эпох, разных поколений. Самим фактом своего существования он физически осязаемо подтверждает извечную истину: нет в отдельности прошлого и в отдельности — настоящего, они слиты в единый, нерасторжимый поток времени... Тоненькая брошюрка в двадцать четыре страницы, изданная на заре столетия. Поверх серо-голубых обложек (передняя, как и титульный лист, отпечатана в две краски) — переплет, выполненный с каким-то особым шиком. Имитированная под старину, с мраморными разводами, бумага на крышках. Корешок из кожи тонкой выделки. А на узеньком ребре корешка с идеальной прямизной тиснуто золотом название. Вот уж действительно достойная ювелира работа! Посмотришь на книжку — точно модница, выбравшая для прогулки лучший свой наряд. Тому, кто столь удачно облачил брошюрку, было жаль пустить свое детище в мир без персональной меты. И на заднем форзаце появился крошечный черный ярлычок: «Переплетная А. Шнель. Морская 28, Спб.» Теперь все стало на свои места: книжка-то, выясняется, вышла из заведения первоклассного столичного переплетчика. Прежде чем попасть в мастерскую А. Шнеля, брошюрка продавалась в петербургском магазине книготорговца антиквара В.И. Клочкова (Литейный проспект, 55), что также удостоверяется фирменным знаком, наклеенным на задней стороне обложки. Кто же купил в клочковской лавке книжицу и передал в искусные руки переплетчика? Экземпляр продолжает развертывать перед нами свиток своей судьбы... Книжный знак знаменитого библиофила предреволюционной поры Николая Козьмича Синягина относится к числу самых безвкусных. Отпечатанный в две краски, он представляет собою вычурную композицию из листиков и цветочков совершенно ненатурального вида. Больше напоминает декоративную почтовую марку, нежели экслибрис. Ощущение сходства усиливается и оттого, что края знака, как на марках, зубчатые. Брошюра значилась в картотеке Н.К. Синягина под инвентарным номером 6569: именно такой номер оттиснут на экслибрисе, приклеенном к переплету. Впрочем, о реальном объеме прославленного книгохранилища судить по этой цифре нельзя. Вот что рассказывает в своих мемуарах Ф.Г. Шилов: «Собирал Синягин столь энергично, что в течение десяти-пятнадцати лет создал такое собрание книг, брошюр, гравюр, литографий и рисунков, изображающих виды русских городов, монастырей и церквей и быт русского народа, какое никто до сих пор не мог собрать». Начав с хаотического коллекционирования, Н.К. Синягин позднее выработал для себя определенную систему собирательства и строго следовал ей. Это позволило ему стать не только хозяином накопленных богатств, но и специалистом-библиографом: им составлены два выпуска «Материалов для библиографии русских иллюстрированных изданий» (Спб., 1909-1910). Неудивительно, что Н. К. Синягин с особым тщанием комплектовал для себя раздел книговедческой литературы. Какова участь синягинской библиотеки? Об этом подробно повествуется в тех же шиловских «Записках старого книжника»...  Совсем недавно в Ленинграде в преклонном возрасте скончался Павел Викентьевич Губар, последний из могикан дореволюционного библиофильства. Еще в 1917 г. П.В. Губар очень выгодно приобрел библиотеку Н.К. Синягина. В продолжение 20-х гг. раритеты из нее продавались в открытом П.В. Губаром магазине «Антиквариат». Позднее владелец подторговывал ими в частном порядке. Тогда-то, вероятно, и перебрался наш экземпляр из Ленинграда в Москву. Пониже аляповатого синягинского знака появился на переплете новый, радующий взгляд своим изяществом. Этот хорошо известный знатокам экслибрис — «гравюра на дереве вышедшая из-под штихеля И.Ф. Рерберга (1922). Надпись на нем гласит: «Из книг А.М. Макарова». Рассказывают, что к концу жизни Синягин заболел прогрессивным параличом и потому совсем не знал удержу в своих сумасбродных прихотях и затеях. Когда болезнь Синягина осложнилась явлениями психопатическими, он был помещен в больницу для душевнобольных, где и умер».

Экслибрис Николая Козьмича Синягина (1874-1912).

Декоративный.

Клише: цветное.

Около 1900 года.

Края знака, как на марках, зубчатые.

Немного подробностей о КЛРИИ:

Официальной датой основания Кружка следует считать 15 октября 1903 г., когда был утвержден его Устав. 12 декабря того же года было проведено первое официальное заседание КЛРИИ (впоследствии именно в этот день члены Кружка отмечали очередные годовщины и юбилеи). Последнее зафиксированное в протоколе заседание состоялось 13 февраля 1917 г. Деятельность организации была прекращена по целому ряду причин, — прежде всего, в связи с событиями Февральской и Октябрьской революций 1917 г. и последовавшим затем политическим и общественным переустройством страны. Многие члены Кружка оказались в эмиграции, другие подверглись преследованиям со стороны новой власти. Так, в июне 1918 г. вместе с другими членами Дома Романовых были казнены великий князь Константин Константинович и юный внук Александра II — князь В.П. Палей. Покинули Россию В.А. Верещагин, граф Б.Г. Берг, князь С.М. Волконский, Р.Р. Голике, граф М.Н. Граббе, И.А. Меликов, князья А.В. и С.В. Оболенские, граф Д.И. Толстой и др. А.В. Кривошеий стал одним из руководителей белого движения. Многих из тех, кто остался в России, также постигла тяжелая участь: по ложному обвинению в контрреволюционной деятельности был арестован и расстрелян П.П. Вейнер, сослан П.Е. Рейнбот и т.д. Ядро Кружка составили двенадцать учредителей: сам В.А. Верещагин; владелец лучшей петербургской типографии и уникального музея печатного дела Р.Р. Голике; обладатель собрания редчайших инкунабул, эльзевиров, альдов и иллюстрированных изданий ХУП-ХУШ вв. П.Д. Кедров; крупный петербургский антиквар и библиофил В.И. Клочков; собиратель русской книги XVIII-XIX вв. С.Н. Крейтон; библиофил и знаток иностранной и русской книги и гравюры М.А. Остроградский; владелец богатейшего собрания французских иллюстрированных изданий XVIII в. И.В. Ратьков-Рожнов; пушкинист и член Пушкинского Лицейского общества, собравший прекрасную коллекцию книг и гравюр, посвященную поэту, П.Е. Рейнбот; видный библиофил, владевший большим собранием книг и гравюр, в том числе посвященных войне 1812 года Н.К. Синягин; владелец лучшего столичного антикварного магазина и издатель журналов «Антиквар» и «Русский библиофил» Н.В. Соловьев; обладатель обширного собрания иллюстрированных изданий, гравюр и литографий русских мастеров Е.Н. Тевяшов; владелец выдающегося по своим масштабам книжного собрания, ставшего основой для Славянского отдела Библиотеки Конгресса США, Г.В. Юдин. Позже в состав КЛРИИ вошли другие видные библиофилы и коллекционеры, библиографы и искусствоведы, издатели и типографы: В.Я. Адарюков, Ф.Г. Беренштам, П.П. Вейнер, граф М.Н. Граббе, А.С. Ермолов, граф В.П. Зубов, С.Н. Казнаков, П.Д. Кедров, Н.Н. Климковский, Б.М. Колюбакин, В.П. Кочубей, П.В. Кухарский, С.Ф. Левшин, И.И. Леман, Е.Г. Лисенков, Н.М. Лисовский, Н.П. Лихачев, П.П. Марсеру, И.А. Меликов, Ю.А. Нелидов, князь С.В. Оболенский, И.Д. Орлов, А.А. Половцов, А.А. Сивере, М.Я. Синицын, Б.Г. Скамони, Л.К. Стефанский, А.А. Трубников, А.К. Фаберже, Е.Г. Швартц и др. Структура организации была следующей: делами управляло Общее собрание, а также Комитет, во главе которого находился председатель В.А. Верещагин. Обязанностью Комитета было распоряжение капиталом и имуществом КЛРИИ, руководство издательской, выставочной и аукционной деятельностью. Контроль над Комитетом и проверку ежегодных кассовых отчетов казначея осуществляла специально избираемая Ревизионная комиссия. В период становления Кружка (1903-1908) преобладала библиофильская деятельность, поскольку КЛРИИ задумывался именно как библиофильская организация. Кроме того, те ее формы, которые практиковал Кружок, не требовали значительных материальных затрат, а проведение аукционов даже приносило Кружку и его членам известный доход. Благоприятные обстоятельства — наличие помещения, стабилизация финансового положения (в том числе и за счет притока новых членов) — позволили Кружку впоследствии развернуть активную выставочную деятельность и расширить масштабы книгоиздания: вышли в свет четыре выпуска «Материалов для библиографии русских иллюстрированных изданий» (автором второго и четвертого выпусков был Н.К. Синягин), три каталога крупных аукционов, иллюстрированные каталоги выставок, памятка к одной из них, а также брошюра к 10-летнему юбилею КЛРИИ и поздравительный адрес П.П. Вейнеру в честь 10-летия «Старых годов» (1917). Однако самым большим творческим успехом Кружка был выпуск фундаментального труда И.И. Лемана «Гравюра и литография» (1913) и «Казначейши» М.Ю. Лермонтова с иллюстрациями М.В. Добужинского (1914). Помимо книг и брошюр, КЛРИИ выпустил в свет целый ряд листовых изданий (повестки заседаний, извещения, приглашения на выставки, рауты, аукционы, программы вечеров, афиши и т.п.). Поскольку Кружок перестал зависеть от результатов аукционных продаж, теперь они стали проводиться реже и, как правило, с благотворительной целью. Выставочная деятельность полностью относится ко второму периоду существования КЛРИИ. Начиная с 1910 г. Кружок провел шесть самостоятельных выставок: «Степан Филиппович Галактионов и его произведения» (31 марта — 30 апреля 1910 г.), «Русская женщина в гравюрах и литографиях» (28 февраля — 31 марта 1911 г.), «Русская жизнь в эпоху Отечественной войны» (4 апреля — 2 мая 1912 г.), «Три века русской придворной жизни» (22 марта — 19 апреля 1913 г.), «Русская и иностранная книга» (25 февраля — 28 марта 1914 г.), «Английские и французские гравюры XVIII века» (9 января — 8 февраля 1916 г.). Организацией экспозиций занималась специально избираемая Комиссия. Выставки, за исключением последней, носили «камерный» характер — они разворачивались в собственном помещении КЛРИИ и были доступны для посещения три раза в неделю, в вечернее время. Гостям рассылались специальные приглашения. К открытию каждой выставки Кружок издавал изящный каталог и приглашал представителей столичной прессы. Большинство экспонатов предоставляли из своих собраний члены КЛРИИ П.Д. Кедров, И.И. Леман, М.А. Остроградский, П.Е. Рейнбот, М.Я. Синицын, Н.К. Синягин и др., а также не состоявшие в Кружке коллекционеры и библиофилы — В.Н. Аргутинский-Долгоруков, С.С. Боткин, Е.Е. Рейтерн и др. Сначала выставки предназначались для узкого круга коллекционеров, затем — для широкой публики. Каждая из них становилась событием в культурной жизни Петербурга. КЛРИИ выставлял преимущественно книги, гравюры и литографии. Экспозиции, составляемые на основе личных собраний членов Кружка и сопровождаемые изящно изданными каталогами, находили живой отклик в столичных газетах и журналах. Особый интерес для библиофилов и общественности России представляла единственная сугубо книжная выставка «Русская и иностранная книга» (1914), приуроченная к 10-летию КЛРИИ. Экспозиция, в которой было немало раритетов, состояла исключительно из книг, принадлежавших членам Кружка. Она охватывала период с XV по XIX в. и состояла из шести отделов, а именно: «Русские книги», «Рукописи, иностранные книги XV-XVII века» (куда вошел и манускрипт XIV столетия), «Иностранные книги XVIII века», «Иностранные книги XIX века», «Книжная иллюстрация», «Переплет и книжный знак». На обозрение было выставлено 306 рукописных и печатных книг (преимущественно французских и русских изданий ХVI-ХIХ вв.), не считая отдельных листов иллюстраций, а также 150 редких образцов переплетов и 250 экслибрисов. Большой успех у публики имела самая масштабная выставка «Английские и французские гравюры XVIII века», организованная Кружком в военное время (1916) в залах Академии художеств под патронажем ее Президента, великой княгини Марии Павловны. На открытии экспозиции присутствовал весь свет столицы, включая иностранных послов и членов Дома Романовых, и все коллекционеры. Большой иллюстрированный каталог выставки и краткий каталог были распроданы в первые дни. В экспозиции было выставлено 560 наиболее редких и ценных гравюр английской и французской школ XVIII в. из собраний членов КЛРИИ, библиотеки Академии художеств и Эрмитажа. Следует отметить, что на вернисажах Кружка выставлялись, главным образом, графические произведения, и только одна экспозиция была полностью посвящена книге. Уникальная по хронологическому охвату, масштабам и ценности экспонатов, она была признана одной из лучших библиофильских выставок не только собирателями того времени, но и современными библиофилами. Выставка «Русская и иностранная книга» ознаменовала качественно новый этап выставочной деятельности первого русского библиофильского общества, удачные опыты которого заложили основы для дальнейшего развития этого направления. Удачной была небольшая, но интересная экспозиция женских портретов (1911). КЛРИИ запланировал проведение аналогичной выставки на 1917 г. К сожалению, этой идее так и не суждено было воплотиться. Весной-летом 1914 г. КЛРИИ удостоился высокой чести представлять современную российскую книжную продукцию на мировом уровне. Собственные издания Кружка, а также оригинальные рисунки Д.Н. Кардовского и М.В. Добужинского к «Невскому проспекту» и «Казначейше» экспонировались в Русском отделе Международной выставки печатного дела и графики, что означало признание их достижением современных российских полиграфических технологий и художественного мастерства. Заслугой КЛРИИ во многом была и организация других экспозиций Показательного отдела, в частности, исторической выставки, на которой демонстрировалось немало книг из собраний членов Кружка и его собственной библиотеки, а также выставки современной книжной графики. Главной целью Кружка было «издание произведений известных русских писателей и поэтов в возможно изящном и роскошном виде, с иллюстрациями, исполненными лучшими русскими художниками и граверами», и тем самым «содействовать развитию художественной стороны в издаваемых в России произведениях печатного и графического искусства и способствовать сближению собирателей означенных произведений...». В общей сложности за годы своей деятельности (1903-1917) Кружок выпустил в свет более ста изданий, в том числе книжные (литературно-художественные, искусствоведческие и др.) и листовые (листовки, открытки, плакаты и т.п.). Почти все они по совокупности признаков относятся к библиофильским изданиям: имеют ограниченный тираж (от 65 до 750 экземпляров), часть которого (или весь) — именная, нумерованная или со специальными вкладками, отличающими их от остальной части тиража; напечатаны на высокосортной бумаге: верже, мелованной, веленевой, японской, ватманской, рисовой; иллюстрации воспроизведены в технике гравюры на меди или литографии, а также фотомеханическими способами (фототипия, автотипия, гелиогравюра и др.). У книжных изданий края блока чаще всего не обрезались (это является непременным атрибутом настоящего библиофильского издания). Книги выходили только в обложках, что предполагало их замену индивидуальным владельческим переплетом. Иллюстрации для литературно-художественных изданий заказывались лучшим русским художникам специально или публиковались впервые, а формы их затем уничтожались. Все листовые издания Кружка печатались в типографии «Сириус». В зависимости от назначения тираж колебался от 30 до 500 экз. Некоторые из них выходили на роскошной бумаге, в изящном оформлении М.В. Добужинского и А.Н. Лео или с воспроизведениями старинных гравюр, и, по сути, являлись акцидентной продукцией. За исключением художественного плаката к последней выставке Кружка, листовые издания не поступали в продажу, а предназначались для бесплатной рассылки и распространения. В Кружке сложилась определенная практика распространения книжной продукции. Издания, посвященные деятельности организации, распределяли бесплатно между ее членами. Аукционные каталоги распространяли по почте или через книжные магазины (в частности, антикварный магазин В.И. Клочкова). После выхода очередного издания «особые» экземпляры расходились среди членов КЛРИИ бесплатно или по сниженной цене, обычные поступали в продажу по цене от 2 до 35 руб., причем часть тиража Кружок реализовывал через антикварные магазины Н.В. Соловьева и В.И. Клочкова, а остальное — через редакцию журнала «Старые годы» со значительной скидкой. Кружок использовал и рекламу, помещая в газетах и журналах объявления о выходе новой книги, рассылал ее экземпляры в книжные магазины в качестве образцов и представителям прессы для рецензирования. К началу 1917 г. деятельность Кружка продолжала активно развиваться. Его члены занимались подготовкой пятого выпуска «Материалов» и организацией крупной выставки «Русская женщина в портрете», которую предполагалось развернуть в залах Академии художеств весной 1917 г. В феврале 1917 г. в Обществе поощрения художеств планировалось провести большой публичный аукцион «в пользу фронта». Кроме того, Кружок предполагал расширить свою деятельность: обсуждался вопрос об устройстве собственной переплетной мастерской. 15 января 1917 г. Кружок торжественно отпраздновал десятилетний юбилей журнала «Старые годы», основанного им, и в работе которого его члены принимали самое активное участие. В этот день редактору-издателю журнала П.П. Вейнеру (исполнявшему в Кружке обязанности секретаря) был поднесен специально выпущенный к памятной дате поздравительный адрес. Эта небольшая брошюра стала самым поздним изданием Кружка. Последнее заседание Кружка, зафиксированное в протоколе, состоялось 13 февраля 1917 г. Спустя десять дней в России началась Февральская революция и политические события вынудили многих его членов отодвинуть участие в работе организации на задний план. Активизация библиофильства в России была связана не только с соответствующими веяниями европейской моды на коллекционирование изящной книги, но и с формированием нового состава отечественных любителей книги. «Наряду с людьми старого барского уклада, людьми науки, литературы и государственными деятелями, все чаще и чаще начинаем встречать представителей старых купеческих фамилий Москвы и Петрограда, страстно прикованных к собиранию старой книги. Таковы в Петербурге: Бурцев, Синицын, Малышев, В. Яковлев, покойный Александров, Синягин и др.», — в 1914 году писал библиофил и публицист И.И. Лазаревский. Он же свидетельствовал: на рынок было выброшено множество старинных дворянских библиотек, затем книги перекочевали в шкафы «новых собирателей, не менее любящих книгу и дорожащих ею, нежели их прежние владельцы». И, наконец, еще одно его наблюдение: «Ценность старой книги сильно поднялась и по другим причинам; самый тип собирателя ныне коренным образом изменился; нет уже прежних любителей книги, которые рылись, со страстью и терпением, на развалах Сухаревой башни или на «толкучем» рынке Апраксина двора или Александровского рынка в Петербурге. Вымерли и поставщики этого товара — букинисты-самоучки, порой даже неграмотные или совсем малограмотные, «по нюху» узнававшие книгу. На смену им пришли образованные люди — такие, как В.И. Клочков и Н.В. Соловьев. В этом обилии имен и фамилий не затерялась фамилия Николая Козьмича Синягина. Любой современный библиофил прекрасно знает, что если на книге присутствует его знаменитый экслибрис, то книгу обязательно надо продавать значительно дороже — вкус у его хозяина был отменный: и по подбору репертуара библиотеки, и по переплетной составляющей, да и состояние экземпляра всегда было безукоризненным!