Баннер

Сейчас на сайте

Сейчас 155 гостей онлайн

Ваше мнение

Самая дорогая книга России?
 

Солнцев, Ф. Древности Российского Государства. Киевский Софийский собор.

Вып. I-III. СПб.: Издание Императорского Русского Археологического Общества, 1871. 40 стр. с ил. В марокеновом переплете эпохи. Мягкая издательская обложка сохранена в переплете. На корешке - суперэкслибрис Великого князя Михаила Николаевича, вензель "МН". 51,5x38,5 см.

 

 

 

 


«Солнцев был одним из тех лучших и немногих,

которые учили нас всех ценить и любить

настоящую коренную Русь».

В.В. Стасов

Трудам Федора Солнцева русская наука обязана собранием «Древностей Российского государства» и «Керченских и Фанагорийских древностей». По рисункам Солнцева восстановлены терема и церкви Московского Кремля, украшены залы Кремлевского Дворца. Ему принадлежит честь открытия и восстановления мозаик и фресок Софии Киевской, Успенского собора Киево-Печерской Лавры, Дмитровского собора во Владимире.

В 1876 г . во время празднования 50-летия художественно-археологической деятельности Ф.Г. Солнцева главный редактор известнейшего журнала «Русская старина» Михаил Иванович Семевский произнес:

«Рисунки Солнцева, в научном и художественном отношениях — живописная летопись Древней Руси, источник возрождения отечественного стиля. И если Карамзин в летописях и других археографических памятниках нашего Отечества обрел живые краски для слога своей истории; если Пушкин в народных сказках нашел живую, свежую струю, которой он обновил язык Отечественной поэзии, то художник Солнцев произведениями своими пробудил в русских художниках чувство народного самосознания и уважения к образам, завещанным нам предками».


Летом 1840 года по инициативе киевского митрополита Филарета иеромонах одного из монастырей Орловской епархии Иринарх приступил к возобновлению стенной живописи Успенской церкви Киево-Печерской лавры. Впервые Успенская церковь была украшена мозаиками и фресками в 70–80-х годах XI века, но к тому времени, когда монастырское начальство пригласило Иринарха с его артелью, мозаик, вероятно, уже не существовало, а остатки древних фресок были наглухо закрыты записями 1730 и 1776 годов, под которыми в свою очередь находились и более ранние слои общих и частичных поновлений древней живописи. Приступая к очередному возобновлению росписи, Иринарх менее всего думал об исследовании памятника и об открытии фресок XI века: он прописал свежими красками те изображения, которые восходили к эпохе Екатерины II. Совет лавры не видел в действиях Иринарха ничего предосудительного и только поощрял исполнителя. Но осенью 1842 года, когда возобновление приближалось к концу, лавру посетил Николай I, которому новая живопись чрезвычайно не понравилась. Такой оборот дела не предвещал ничего хорошего, и киевские епархиальные власти были немало напуганы, когда сразу после отъезда императора было получено высочайшее распоряжение о приостановке работ и о создании специальной комиссии, которой поручалось выяснить, соответствует или не соответствует живопись Иринарха стилю XI века. Комиссия в составе нескольких духовных лиц, губернских чиновников, одного профессора и одного учителя рисования вынесла решение, что «новая живопись не имеет характера превосходной греческой живописи, ибо она светла и ярка», и на основе этого решения киевский губернатор Д.Г. Бибиков обратился в Синод с просьбой прислать в лавру «искусного художника», который исправил бы живопись Иринарха и «дал бы ей другой стиль, более сообразный с прежним». Обер-прокурор Синода граф Н. А. Протасов доложил о просьбе императору. Николай Павлович еще раз выразил свое «крайнее неудовольствие» и повелел отправиться в Киев академику Ф.Г. Солнцеву, которого считал знатоком древнего искусства. Ф.Г. Солнцев предложил сделать новую живопись темнее, исправить орнаменты и золотые украшения, а перспективе и пейзажам придать большую легкость. Неожиданно простое и легко осуществимое решение Ф.Г. Солнцева означало, что он признал невозможным исправить живопись Иринарха, приблизить ее к никому не ведомой росписи XI века и что предложенные им пункты были направлены скорее на «умягчение злых сердец», чем на выяснение исторической правды.

Но, уже летом 1843 года, во время пребывания Ф.Г. Солнцева в Киеве, было сделано открытие, явившееся поводом для одной из самых капитальных и вместе с тем самых варварских реставраций николаевской эпохи. В нижнем этаже киевского Софийского собора из-под обвалившейся штукатурки давно были видны остатки древней живописи, которые давали основание предполагать, что такая живопись сохранилась и в других частях здания. Ф.Г. Солнцев, которого вызвали для экспертизы, стал делать пробы, и, где бы он ни отбивал новую штукатурку, повсюду открывались остатки фресок XI века, современных мозаикам собора. Было решено расчистить сохранившиеся фрески, а там, где они утрачены, расписать стены заново в древнем стиле. Ф.Г. Солнцев доложил о проекте императору, Николай переслал его записку в Синод, и после учреждения комитета было получено высочайшее разрешение на реставрацию собора и его фресок. Известно, что фрески Софии Киевской долгое время оставались незаписанными. Несмотря на утрату значительных фрагментов и даже целых композиций в XV и XVI веках, когда собор находился в запущенном и полуразрушенном состоянии, они еще сохранялись при Петре Могиле (1632–1647), и постепенная забелка росписи и ее поновления начались только на рубеже XVII — XVIII веков. Мастерам киевского митрополита Филарета и маляра-подрядчика Фохта, взявшихся осуществлять программу Ф.Г. Солнцева, пришлось поэтому снимать наслоения предшествующего столетия, не имевшие ни исторической, ни художественной ценности. Эта работа была закончена в течение двух лет (1844–1845). В соборе открылось, не считая фресок в лестничных башнях, 25 композиций, 220 изображений святых в рост, 108 полуфигур и множество орнаментов. Такого обширного цикла фресок не находили в это время ни в одном другом древнем художественном центре Западной и Восточной Европы. Несмотря на утраты и потертости красочного слоя — следы времени и грубой техники расчистки, применявшейся рабочими людьми митрополита Филарета и малярных дел мастера Фохта, — наилучшим способом дальнейшего сохранения фресок Софии Киевской была бы их полная неприкосновенность. Но вкусы XIX века требовали, чтобы утраты были восполнены и роспись восстановлена как бы в «неповрежденной целости». С этой целью Ф.Г. Солнцев пригласил в Киев известного ему и раньше петербургского мастера-подрядчика М. С. Пешехонова, «весьма искусного, — по его словам, — в иконописании и заправке древних икон». М.С. Пешехонов обязался «не изменять древних контуров» и «заправлять утраченные места так, чтобы заправка не была заметна», и летом 1848 года приступил к выполнению задачи. Но митрополит Филарет, получив сведения о  М.С. Пешехонове как об известном старообрядце, бдительно следил за недопущением в возобновляемой живописи каких-либо неканонических прибавлений. Он установил за работой М.С. Пешехонова негласный надзор и уличил его в изменении рисунка и раскраски. Одновременно выяснилось, что для скорейшего выполнения работ М.С. Пешехонов нанял артель «самых грубых мужиков-раскольников», не имевших ни малейшего понятия о древней живописи, а для поновления фресок использовал низкосортные фабричные краски. Сформулированные обвинения были, несомненно, основаны на действительных фактах, поскольку уже через год возобновленные фрески покрылись плесенью и почернели. В 1850 году Филарету удалось добиться расторжения контракта. К этому времени мастера М.С. Пешехонова успели, однако, «восстановить» около трети открытых фресок: 100 полных фигур, 44 полуфигуры и 127 орнаментов. Избавившись от М. С. Пешехонова, комитет, наблюдавший за возобновлением собора, пригласил на его место отца Иринарха — орловского иеромонаха, который обновлял живопись Киево-Печерской лавры и прижился после завершения этой работы среди лаврской братии. Иринарх прибыл в Софию вместе с ранее им созданной артелью монахов-иконописцев и в 1850–1851 годах переписал еще около трети фресок. По выражению П.Г. Лебединцева, «дело пошло спешно очень». Николай, периодически посещавший Киев и лично наблюдавший за ходом реставрации соборной живописи, даже удостоил Иринарха своей милостью. Но и на этот раз митрополит и комитет сочли нужным заменить исполнителя. П.Г. Лебединцев, писавший об эпопее возобновления собора еще в то время, когда были живы ее участники, сообщал, что поводом к устранению Иринарха «было его своевольное обращение с фресковой живописью и упрямство, простершееся до нежелания подчиниться не только указаниям г. Солнцева, но и замечаниям преосвященного митрополита. Отец Иринарх что называется зазнался после одобрения своих работ государем и был удален». Окончание реставрации было поручено соборному священнику И.Р. Желтоножскому, опередившему по темпам исправления старых и особенно по написанию новых фресок и  М.С. Пешехонова и о. Иринарха. По словам Н.В. Закревского, который приехал в Киев через несколько лет и получал сведения непосредственно от исполнителей реставрации, И.Р. Желтоножский приступил к завершению работ «с помощию сорока (!) своих учеников». За три года — с 1851 по 1853-й — он возобновил, в частности, все фрески, которыми были украшены лестничные башни собора. Такова в общих чертах фактическая летопись возобновления живописи XI века в Софии Киевской. Неправильное понимание целей реставрации, наем для расчистки и возобновления фресок случайных подрядчиков и простых рабочих, слабый контроль, спешка и бестолковщина сыграли роковую роль в истории древнейшего памятника монументальной живописи в России. За исключением оставленных для образца — «на память будущим векам» — непоновленных фресок в приделе св. Михаила, десятки больших композиций, сотни отдельных фигур и полуфигур святых, орнаменты и другие декоративные мотивы в течение пяти лет были грубо записаны масляной краской. На первом этапе работ открытые фрески для лучшего сцепления с новой живописью покрывались горячей олифой, глубоко проникавшей не только в красочный слой, но и в грунт росписи XI века. Слабо державшиеся фрагменты не укреплялись, а уничтожались, чтобы уступить место бездарному «творчеству» поновителей. Немало изображений было написано совершенно заново. Торжественно освященная 4 октября 1853 года София Киевская предстала украшенной не открытыми древними фресками, а живописью, имевшей весьма косвенное отношение к искусству XI века. Даже для середины XIX столетия, когда принципы научной реставрации находились в зачаточном состоянии, возобновление росписи Софии Киевской представлялось вандальским актом, нанесшим непоправимый ущерб древнему памятнику. В комитет по наблюдению за работами, созданный при участии Николая I и Синода, входили исключительно духовные лица и чиновники, ничего не понимавшие в вопросах искусства. Только Ф.Г. Солнцев, на которого была возложена задача руководства всем ходом возобновления, мог направить его в нужное русло и принять меры для сохранения подлинной живописи св. Софии. Но, разделяя вкусы царя, мнившего себя знатоком древности, он не сделал и десятой доли того, что следовало бы сделать для спасения художественного убранства собора. Поэтому Ф.Г. Солнцев несет главную ответственность за порчу софийских фресок. Поскольку реставрация Софии Киевской осуществлялась по желанию царя, критика Ф.Г. Солнцева, комитета и их действий при жизни Николая грозила большими неприятностями. В популярном путеводителе по Киеву, изданном в 1852 году Н.М. Сементовским, возобновление живописи собора оценивается как выдающееся событие художественной жизни России. Но после смерти императора отзывы о реставрации резко меняются. Уже во втором издании книги Н.М. Сементовского, появившемся в 1864 году, мы находим совершенно иную характеристику дела.

«Академик Солнцев, — писал Н.М. Сементовский, — коему было поручено наблюдение за открытием древнего стенописания... приезжая в Киев на самое короткое время во время летних месяцев, при весьма малом знакомстве с археологиею, не мог физически и морально выполнить возложенной на него обязанности... Можем сказать даже, что древнее стенописание Киево-Софийского собора два раза пострадало: первоначально, когда оно было забелено штукатуркою, а вторично при оскабливании слоев штукатурки простыми людьми, занимавшимися исключительно поденною работою, не имевшими совершенно никакого понятия о какой-либо живописи, а не только о фресках... Мы лично видели, как под железными скребками этих площадных художников исчезали драгоценные изображения, пережившие ряд стольких веков и превосходно сохранившиеся, со всеми чертами и яркими цветами красок. Все это происходило оттого, что не было настоящего руководителя, вполне знакомого с археологиею и изучившего древнее стенописание».

Даже такой благонамеренный и близкий к официальным кругам писатель по церковным вопросам, как А.Н. Муравьев, заметил: «Утомительно было бы исчислять все фрески и даже бесполезно после их обновления».

«...При первом взгляде на это возобновление, — продолжает еще один автор, — кажется, что Софийская церковь вновь расписана и древность надобно отыскивать; потому что легче было нанести краску на целый фон или на одежду лика, нежели исподволь подводить колер под оригинал, для чего нужно было употреблять время, терпение и знание».

Особенное сожаление было высказано о фресках на сюжеты из жизни византийского императорского двора, содранных со стен двух лестничных башен, по которым поднимаются на хоры: «...никакие фрески в этом храме не пострадали, может быть, столько во время их открытия, под скребницами работников и во время поновления, под слоями новых красок, как эти символические изображения...». Еще более резко высказался известный защитник русских древностей археолог и художник В.А. Прохоров: все фрески, — писал он, — «исправлены, позамазаны и во многих местах вновь написаны фигуры, которые нисколько не вяжутся с прежними. Над некоторыми изображениями, где стерты были надписи, написаны другие — произвольные, иные совершенно невпопад: мужская фигура переиначена в женскую и наоборот. Таким образом все фрески, более или менее, потеряли свой первоначальный характер...».

Еще в 1842 году, когда Николай, разгневанный «возобновлением» Успенского собора Киево-Печерской лавры, вернулся из Киева в Петербург, по его указу был издан закон, направленный против самовольных и бесконтрольных реставраций. В ноябре и декабре этого года в действующий «Строительный устав» была внесена статья следующего содержания: «Воспрещается приступать без высочайшего разрешения к каким-либо обновлениям в древних церквах и во всех подобных памятниках. Вообще древний, как наружный, так и внутренний, вид церквей должен быть сохраняем тщательно, и никакие произвольные поправки и перемены без ведома высшей духовной власти не дозволяются». В апреле 1843 года статья была дополнена еще одним пунктом: «Кроме того, епархиальным архиереям повелено наблюдать, дабы нигде, ни под каким предлогом, в древних церквах не дозволялось ни малейшего исправления, возобновления и изменения живописи и других предметов древнего времени, а всегда испрашивалось на то разрешение от Святейшего Синода». В таком виде этот закон существовал вплоть до 1889 года, когда по инициативе Русского археологического общества право решать судьбу древних памятников не было передано археологическим обществам и комиссиям. Закон 1842 года имел в целом положительное содержание, но вмешательство в реставрацию государственной власти, сознательное пренебрежение наукой, передача дел, связанных с реставрацией, в духовное ведомство только дискредитировали благородную задачу сохранения древностей. Русская православная церковь — слишком невежественная, чтобы слиться с аристократическим правящим классом, и вместе с тем настолько «ученая», чтобы не оставаться на уровне простого народа, — представляла крайне отсталую массу в общем состоянии империи: она была неспособна оценить открытия в области искусства собственного прошлого. Разрыв между законодательными и исполнительными функциями, характерный для государственной машины с централизованным управлением, приводил также к тому, что грозные указы 1842 и 1843 года часто не были известны даже той епархиальной верхушке, которая была призвана не допускать самовольных и бесконтрольных ремонтов, расчисток и возобновлений. Наконец, слабая научная разработка вопроса о памятниках и непамятниках, неизвестность действительно ценных и выдающихся произведений станковой и монументальной живописи еще более затрудняли использование закона об охране.

Солнцев, Федор Григорьевич (1801 - 1892) - крупнейший русский специалист по художественной археологии (художник, архитектор и историк), руководитель знаменитого издания «Древности Российского государства». Заведовал художественным оформлением Большого Кремлевского дворца. Появление на свет этого издания связано с развитием в XIX веке так называемой "художественной археологии", родоначальником которой принято считать Солнцева. С 1830 года на протяжении двадцати с лишним лет Солнцев совершал многочисленные поездки по старинным русским городам, монастырям и церквям, где тщательно зафиксировал памятники истории и культуры. За это время художник посетил Новгород, Рязань, Торжок, Юрьев-Польский, Смоленск и другие города, в Москве занимался в Оружейной палате, в Успенском и Архангельском соборах. Солнцев тщательно воспроизводил акварелью все старинные вещи, имеющие какое-либо историческое значение, и все свои рисунки пересылал Оленину, который постоянно руководил этими работами и давал ему подробные инструкции. После смерти Оленина работу Солнцева контролировал лично император Николай I. Результатом многолетней деятельности Солнцева стало огромное наследие — больше пяти тысяч красочных акварелей и рисунков, часть которых и вошла в "Древности Российского государства". Среди них - несохранившиеся до наших дней предметы из Патриаршей ризницы Московского Кремля, кремлёвского Успенского собора, храмов и монастырей Новгорода и других городов, а также рисунки простонародных, ныне по большей части уже исчезнувших, костюмов разных местностей России.

Солнцев, Федор Григорьевич — художник-археолог, академик живописи исторической и портретной, почетный вольный общник Императорской Академии Художеств, родился 14 апреля 1801 г. в селе Верхненикульском, Мологского уезда, Ярославской губ., ум. 3 марта 1892 г., в Петербурге. Отец его был крестьянином графа Мусина-Пушкина. Вскоре после рождения сына он уехал в Петербург, получил место кассира при императорских театрах и занимал эту должность до своей смерти (1840). Мальчик-С. оставался в деревне с матерью, которая на шестом году начала учить его грамоте, хотя безуспешно. Потом он учился у старичка-управляющего имением графа Мусина-Пушкина и также с малым успехом. Старик-учитель часто наказывал мальчика, особенно за тетради, которые всегда оказывались запачканными и разрисованными С. пробыл в деревне с матерью до 1815 г. Отец, заметив у сына страсть, взял его в Петербург. В том же 1815 г. С. поступил пенсионером в Академию Художеств, где обнаружил быстрые успехи: в рисовальном классе он пробыл менее полугода и переведен был в гипсовый, в котором пробыл тоже недолго и перешел в натурный, избрав своею специальностью историческую и портретную живопись. В академии Солнцев пробыл 9½ лет. В натурном классе он получил две серебряных медали. За картину "Крестьянское семейство" (1824 г.) он получил вторую золотую медаль и оставлен пенсионером для дальнейшего усовершенствования. Для получения первой золотой медали Солнцев написал картину "Спаситель с фарисеями по евангельской притче о монете" (1827 г.). Наиболее близкое отношение к его художественным работам в специальных классах имели профессора С.С. Щукин, А.Е. Егоров и отчасти А.Г. Варнек. Совет Академии присудил Солнцеву за последнюю картину первую золотую медаль, причем решено было отправить его за границу, только не в Италию, а в Китай, в Пекин, на 4 года. С рекомендательным письмом от вице-президента Академии, А. Н. Оленина, Солнцев отправился к о. Иоакинфу Бичурину, только что вернувшемуся из Китая, — чтобы расспросить его и получить необходимые сведения о стране, куда его посылали. Бичурин отговорил молодого художника от поездки, запугав его тем, что в Китае ему придется пробыть бесконечное число лет, ибо выбраться оттуда трудно. Солнцев отказался от командировки, вышел из пансионеров Академии и стал жить уроками и тем, что писал портреты. К Оленину он долго не показывался, боясь его гнева. Оленин обратил внимание на С. главным образом по поводу его картины "Крестьянское семейство". Создав новую у нас науку, "Отечественную археологию", Оленин, вознамерился сделать его иллюстратором своих ученых сочинений по русской археологии. Нуждаясь в деньгах, Солнцев решился наконец обратиться к Оленину за работой. Оленин обошелся с ним ласково и поручил ему нарисовать академические мундиры и картину "Липецкое сражение". За все это С. получил 500 руб. После того Оленин предложил ему нарисовать "Рязанские древности", найденные в 1822 г. (13 золотых блях, усыпанных драгоценными камнями и жемчугом, бармы, разные кольца, перстни и мн. др.). Солнцев рисовал с таким искусством и так похоже, что профессор перспективы, М. Н. Воробев, заметив (в кабинете Оленина), на столе бляху, принял ее за настоящую и хотел сдвинуть рукою, — а это оказался рисунок Солнцева. Исполняя поручения Оленина и часто бывая у него, С. сделался своим человеком в его доме и встречался здесь с Крыловым, Брюлловым, Пушкиным, Гнедичем, Жуковским и др. После окончания "Рязанских древностей" Оленин поручил ему рисовать керченские и фанагорийские древности, которые и были окончены в начале 1830 г. Оленин окончательно убедился в талантах своего ученика и в приверженности к тому делу, на которое он направлял его, а потому вскоре вывел его на ту дорогу, где С. так прославился и так много сделал. 9 мая 1830 г. Солнцев, по Высочайшему повелению, был отправлен в Москву и другие города и монастыри, для срисовывания старших одеяний, оружия, церковной и царской утвари, скарба, конской сбруи и проч. древних предметов. Оленин снабдил его наставлениями по предмету предстоящих занятий и рекомендательными письмами. По приезде в Москву Солнцев усердно принялся за работу и месяца через полтора послал Оленину девять рисунков, в том числе два печатных, им раскрашенных и изображающих шишак вел. князя Ярослава Всеволодовича. Кроме того Солнцев послал 6 прорисей на прозрачной бумаге с разных украшений, насеченных золотом, и с некоторых старинных оружий. Оленин в своем письме (от 24 июля 1830 г.) благодарил его за присланное и предписывал ему съездить во Владимир, в Юрьев-Польский и в Троицко-Сергиеву Лавру. Деньги на эти командировки отпускались из Академии Художеств. Перед отъездом из Москвы С. послал Оленину еще несколько рисунков и между прочим латы или зерцалы царя Алексея Михайловича. При этом он предлагал срисовать и детские латы вел. князя Дмитрия Донского. Оленин в своем письме благодарил его, но дал ему предостережение — быть осторожным и "худо верить всем наименованиям, данным в оружейной палате разным предметам старинного нашего оружия, утвари, одеяния и скарба". Особенно он советовал остерегаться в показаниях о принадлежности тех или иных вещей такому-то, будто бы, знаменитому вельможе, князю или царю, и сообщает, как П. С. Валуев, заведовавший московской мастерской оружейной палатой, имел страсть произвольно приписывать старинные предметы разным лицам, знаменитым в истории, — или как Свиньин, с своим пылким воображением, фантазировал по поводу археологических находок. Оленин учит Солнцева поступать следующим образом: "Если в старинных самых описях мастерской оружейной палаты не найдется подтверждения, что такая-то вещь или предмет принадлежит именно такому, то всякий раз следует писать: доспех, латы, брони, зерцало, кольчуга, шлем, шишак, прилбица и проч., наряд, платье, кресла и проч., приписываемые такой-то особе". Мнимые детские латы в. кн. Дмитрия Донского Оленин просит не срисовывать и уверяет его, что они Дмитрию никогда не принадлежали, "ибо в том веке, в котором он жил (1349—1362), не токмо в России, но нигде в Азии и в Европе такого рода лат не употребляли". Оленин обладал обширными историческими и археологическими познаниями и многому научил Солнцева: первые годы археологической деятельности Солнцева он был безусловным его руководителем в деле знакомства с археологическим материалом. Оленин старался привить ему даже метод изучения и срисовывания древностей. Вот образчик того, какие подробные советы получал от него Солнцев. В конце августа 1830 г. Оленин пишет ему:

"Поручаю вам весьма подробно карандашом означить на самых рисунках:

а) как, по преданиям местным, оружие или другой какой-либо предмет, или особая часть оного называлась? Как-то, в головном оружии: шлемы, шишаки, прилбицы, наплечники, мисюрки, и части их: козырьки, переносицы, личины, наушия или ланитники, затыльники и кольчужные к ним сетки, и пр. и пр.

б) все сии имена записывать вам в особую тетрадь, с ссылками или указаниями карандашом на нарисованные вами предметы под сими именами.

в) На всех вами вырисованных подробностях и на прописях ставить явственно нумера или литеры, чтобы можно их было, при отделке предметов (здесь в СПб. ) начисто, безошибочно размещать и, наконец,

г) для надлежащего эффекта, при окончательной отделке, нужно вам будет особые иметь рисуночки, красками сделанные, хотя в малом виде, общего вида и цвета рисуемого вами предмета или какой-либо важной части оного".

Наставление это доходит до тонких мелочей. Солнцев сознается, что он вполне следовал наставлениям своего руководителя, и чувствует большую к нему признательность. В том же письме, где давались приведенные наставления, Оленин велит Солнцеву съездить во Владимир и срисовать там вид собора, в малом размере, и вырисовать подробности наружного вида его; затем побывать в Троицкой лавре, где нужно было срисовать древности, имеющие какой-либо археологический интерес. Из Владимира Солнцев ездил в Юрьев-Польский и по дороге заезжал в село Лыково, близ которого в урочище Жары, в Лесничьем Овраге, найдены были остатки шишака вел. князя Ярослава Всеволодовича. Солнцев должен был проверить по расспросам у местных жителей, как и при какой обстановке был найден шишак. Осматривая урочище Жары, он делает предположение, что здесь произошло сражение, описанное в летописи, что Ярослав был застигнут врасплох, невооруженным, и его шишак был втоптан в грязь и таким образом сохранился до наших дней. Что он действительно принадлежал Ярославу, Солнцев заключил из того, что спереди шишака изображен Михаил-Архангел с надписью:

"Архистратиже-Михаиле, помози рабу твоему Феодору" (т. е. Ярославу, так как это его христианское имя).

Этот и другие примеры указывают, насколько хорошо знал Солнцев наши летописи и как умело определял древность найденной вещи. До Юрьева-Польского Солнцев не добрался в этот раз, так как появилась холера. Оленин предписал ему вернуться в Москву и оттуда в Петербург. Всюду его задерживали карантины, а в Москву совсем не пустили, и он, объехав ее, добрался до Петербурга, где знакомые уже служили по нём панихиды.  Под непосредственным наблюдением Оленина Солнцев занялся приведением в порядок своих рисунков. За это путешествие (в Москву и Владимир) он получил от государя бриллиантовый перстень. Зиму 1831—1832 г. С. продолжал приводить в порядок рисунки, сделанные во время путешествия. Летом 1832 г. он жил на даче у Оленина (в Приютине) и рисовал барельефы и военные арматуры для Александровской колонны. Потом срисовал образ Исаакия Далматского, с которого Веклер набирал мозаику. В это время работы Солнцева чрез Оленина стали известны императору Николаю I: 27 апр. 1833 г. Солнцев был причислен к Академии и к кабинету Его Величества. Летом 1833 г. Солнцев был отправлен в Новгород для археологических занятий. По приезде туда ему пришлось дожидаться разрешения от митрополита, и это длилось бы долго, если бы ему не помог архимандрит Деревенецкого монастыря, о. Ефрем, который пригласил Солнцева в свой монастырь срисовывать древности. Получив формальное разрешение от митрополита, Солнцев срисовал в Новгороде все более или менее достопримечательные древности. Между прочим он донес Оленину, что в сараях Софийского собора, под кучами извести, нашел разломанные резные ворота (из дерева), сделанные по повелению Ивана Грозного. Приехав в Петербург, Солнцев представил Оленину более ста рисунков, а тот поднес их имп. Николаю I, который остался очень доволен рисунками и велел спросить у художника, что он хочет в награду. С. ничего не пожелал. Но ему назначено было пенсионерское жалованье, прислана награда и объявлено монаршее благоволение. Рисунки с новгородских древностей помещены в Московскую оружейную палату. Несколько времени спустя Оленин отправил Солнцева опять в Москву "для продолжения художнических занятий по части русских древностей". Предварительно Солнцев должен был заехать в Новгород для проверки некоторых предметов и оттуда проехать в Торжок "для срисовывания в старинном сем городе оставшихся достопримечательностей". — "Я не буду вам вновь предписывать правил", говорит Оленин в письме, — "для лучшего исполнения предписанного вам дела, припоминая старинную русскую поговорку: "ученого учить — только портить". Так уже в это время Оленин признал за Солнцевым самостоятельность, знания и уменье, и как будто признал его вполне подготовленным для археологических занятий. С. пробыл с месяц в Новгороде и Торжке, где срисовал несколько старинных нарядов женщин, принадлежавших к купеческому сословию. К августу 1834 г. он прибыл в Москву, где и стал заниматься в Оружейной палате, в соборах Успенском, Архангельском и др. Во время его занятий приезжал никогда митрополит Филарет, который интересовался его работами и оказывал ему свое расположение. С. ездил в Троице-Сергиеву Лавру, где между прочим срисовал оклад евангелия князя Василия Дмитриевича. Чрезвычайно внимательно относился к художнику и военный генерал-губернатор князь Д. В. Голицын, который знал его рисунки и так ценил, что хотел даже некоторые из них послать в Париж для гравирования. Впрочем, это намерение не состоялось, так как рисунки надо было уменьшить, и они с текстом изданы были в Москве на средства Московского Университета, по ходатайству кн. Голицына. О своих московских работах С. постоянно извещал Оленина, прося у него советов. Между прочим он извещал его, что в оружейной палате находится скипетр будто бы Владимира Мономаха. Оленин поручил ему произвести строгое и подробнейшее рассмотрение всей царской утвари, принадлежащей к скипетру: корону, бармы и державу; справиться с архивными документами и сделать заключения о древности этих вещей. С. блестяще выполнил это поручение и сделал неожиданное открытие. Рисуя скипетр, он рассматривал в подробности все: надо было нарисовать изображение двенадцати годовых праздников отдельно, которые находились поверх скипетра. Один из праздников закрыт был украшениями. С. сдвинул эти украшения и увидел надпись 1638 г. Эту надпись Оленин поручил ему проверить. С. обратился в архив Министерства Иностранных Дел и там из одного дела узнал, что когда довелось короноваться царю Михаилу Феодоровичу, то не оказалось ни скипетра, ни державы. Поэтому в Грецию послан был противень (рисунок-образчик), с которого и сделали скипетр и державу. Точно так же и бармы Мономаха сделаны были по противню в Греции, во время Михаила Феодоровича. Таким образом С. доказал, что не только по открытому им на скипетре году, но и по архивному описанию, по работе и грани камней — скипетр, держава и бармы, так называемые Мономаховы, вовсе не принадлежали Мономаху. В ноябре 1834 г. С. испросил разрешение побывать зимою в Петербурге. Кроме домашних дел ему хотелось привести в порядок свои работы, докончить начатые рисунки и проверить их с прежде сделанными и хранившимися у Оленина. За свою археологическую и этнографическую деятельность С. 7 апреля 1835 г. получил орден св. Анны 3 степени. Отдохнувши среди родных в Петербурге и исправив недоконченные рисунки, С. в начале лета 1835 г. опять отправился в Москву. Надо заметить, что с этого времени, в течение 8 лет, хотя С. посещал и некоторые другие города, как-то: Рязань, Юрьев-Польский, Смоленск и др., но главное пребывание имел в Москве. Приехав в Москву, он изготовил образ св. Бориса, найденный им в синодальной ризнице, портреты царя Феодора Ивановича, Скопина и некоторые другие рисунки. В октябре 1835 г. все эти рисунки он послал Оленину. В том же месяце С. получил от Оленина утвержденную советом Академии программу, заданную ему для получения степени академика. Программа, составленная Олениным, заключалась в следующем: "Представить на самом большом листе или на двух листах бристольской бумаги акварелью собрание разных произведений искусства древних, найденных в России, — и особенно русских старинных изделий, оружия, утвари и одежды церковной и царской и некоторых нынешних старобытных костюмов, уцелевших между простолюдинами. Все сие расположить и сгруппировать приятным образом (в одной рамке), но притом так явственно и несбивчиво, чтобы любопытнейшие части каждого предмета были видны, и чтобы в каждом из них строжайше был сохранен отличительный его характер". Для выполнения заданной программы, Солнцеву предстояло нарисовать русские древности, особенно старинные русские костюмы. Поэтому для соединения в одном изображении древнегреческого искусства с нашим древнерусским, С., между прочим, задумал написать акварелью живописное произведение, изображающее "Свидание князя Святослава Игоревича с греческим Императором Цимисхием". Как ни был опытен Солнцев в деле срисовывания древностей, по выполнение программы, по его собственным словам, было нелегко для него. Оленин принимал самое деятельное участие в его труде: он помогал ему советами, указаниями, содействовал всем, чем только мог, напр., делал для него выписки из греческих писателей, описывающих вооружение своего времени, и пр. С. преодолел все препятствия: через год программа была исполнена (в 1836 г.), и С. получил звание академика. Почти одновременно с приготовлением программы С. занимался восстановлением древних царских теремов в Кремле. Эти терема состояли из девяти комнат и были чрезвычайно запущены: в них жили какие-то плотники. Император Николай І, любитель и ценитель отечественной старины и исторических достопамятностей, задумал восстановить царские терема, драгоценный памятник XVII в. Вице-президент московской дворцовой конторы, барон Боде предложил Солнцеву сделать рисунки для возобновления теремов. До этого представленные 14 проектов не нравились государю. С. сделал рисунки и представил Боде, а этот прямо послал их к государю. Через несколько времени (1835 г.) Оленин извещал Солнцева, что государь остался чрезвычайно доволен его рисунками. Весною 1836 г. С. получил от Боде предложение приступить к работам по составленным им рисункам. При восстановлении теремов С. впервые ясно и наглядно обнаружил свои блестящие познания в области живописной археологии. Начал он с дверных наличников, которые были лепные и закреплены белой клеевой краской. Чего нельзя было разобрать, то он дополнял, сообразуясь с общим характером сохранившихся украшений. То же самое делал он и с обстановкой теремов. На чердаках и в подвалах загородных дворцов (Измайловском, Коломенском и др.) были найдены им некоторые древние вещи, напр. стул, кресло; по ним-то С. сделал столько экземпляров, сколько требовалось для всех 9 комнат; отыскался карниз кровати, для которой сделаны были подходящие по рисунку колонны; нашлись наволочки, подушки, ковер, вышитый царевной Софьей Алексеевной, стол царя Алексея Михайловича, в селе Коломенском отыскали кафельную печку и, починив некоторые испорченные кафели, пустили ее в дело; отыскались и некоторые другие старинные вещи. Собрав весь этот скарб, дополнив недостающие вещи новыми, сделанными по рисункам, тщательно составленным Солнцевым с разных древних украшений и предметов, таким образом возобновили терема. Помощниками Солнцева были: ученик Московского архитектурного училища Герасимов и вольнопрактикующий живописец Киселев. К концу 1836 г. работы были кончены. В это время Император Николай I прибыл в Москву и осматривал терема, призванные к жизни после долгого заброса и запустения. Государь остался очень доволен теремами, обласкал Солнцева, представил его Государыне, пожаловал ему орден св. Владимира 4 степени и бриллиантовый перстень. Уже и раньше Государь заметил Солнцева; теперь же он окончательно обратил на него внимание и очень ценил его таланты. Государю по-видимому нравились громадные археологические познания Солнцева, его любовь и понимание русских древностей. При осмотре каких-либо древностей Государь постоянно обращался за разъяснениями к Солнцеву, если он был налицо. Многие из вещей, находящихся в Оружейной палате и в Благовещенском соборе, Государь поручил Солнцеву срисовать. Напр., образ Донской Б. Матери, царское место, все головные украшения, так называемую корону Мономаха, короны — Астраханскую, Сибирскую, Казанскую и разные др. вещи. Между прочим научной заслугой Солнцева надо считать и его открытие, что Астраханская корона сделана при Михаиле Феодоровиче, а Сибирская для Алексея Михайловича по случаю их похорон. Оленин благодарил Солнцева за такое открытие, а завистливый Малиновский, смотревший за архивом, запретил пускать Солнцева в архив. В 1836 г. С. ездил также во Псков вместе с художником Брюлловым, который в это время возведен был в звание профессора Академии и, в виде программы на это звание, принялся за исполнение громадной картины: "Осада Пскова". Для этой работы ему необходимо было посетить Псков, при этом он заявил желание, чтобы с ним командировали и Солнцева. Оленин надавал последнему очень много поручений по части срисовывания древностей. По словам Солнцева, Брюллов очень мешал ему, увлекал его по гостям или заставлял сидеть около него в качестве сиделки. Тем не менее С. срисовал известный пролом в стене Батория. В Печерском монастыре, куда они также ездили, С. срисовал древние сабли, бердыши, копья, трубы и некоторые другие вещи, и все это было срисовано украдкой от Брюллова. С 1837 г. С., хотя время от времени и ездил в другие города для занятий древностями, главное пребывание, однако, имел в Москве. Здесь ему предстояло еще много работы и по непосредственным Высочайшим повелениям, и по поручениям Оленина. Так, сейчас же по возобновлении теремов, Государь повелел Солнцеву возобновить находящиеся в них Рождественскую и Крестовоздвиженскую церкви. Затем, когда в Петербурге найдены были походные иконостасы, по преданию, Петра Великого, Грозного и Елизаветы Петровны, то Государь приказал возобновить и их. Также по Высочайшему повелению С. принимал участие и в устройстве Большого дворца, построенного на месте прежнего, после 1812 г., наполовину деревянного. Открывши, при копании рвов для фундамента Большого дворца в Москве, церковь, наполненную пустыми дегтярными бочками, С. возобновил ее. Это — церковь во имя Воскресения Лазаря. Возникновение русского архитектурного стиля также отчасти обязало Солнцеву, потому что архитектор Тон, приобретший известность постройками храмов и зданий в русском стиле, первый свой проект русского храма ХVІІ века составил по рисункам Солнцева и Ефимова. Для внутреннего украшения Большого дворца С. работал довольно много. Он приготовил рисунки для паркетных полов дворца, составил рисунки ковров для комнат, рисунки деревянных дверей для зал дворца (георгиевской, александровской, андреевской и екатерининской) и для парадных комнат. Все это осматривалось и одобрялось самим государем. Почти два года (1839—1840) С. занят был по изготовлению рисунков для нового Большого кремлевского дворца. Одновременно с работами по внутреннему украшению Большого нового дворца (1837—1838; 1839—1840), С. занимался археологическими изысканиями, по поручениям Оленина, не только в Москве, но и в других городах; ездил в Александров, Суздаль, Владимир и другие города и исполнял его поручения так добросовестно и с таким знанием, что Оленин постоянно оставался им доволен и благодарил его. Особенно С. угодил ему открытием "новаго археологического сокровища"; — то были бронзовые двери храма времен Василия, архиепископа Новгородского. На этих дверях насечено золотой проволокой 12 годовых праздников и многих святых. По поручению Оленина С. рисовал для академика Импер. Академии Наук Броссе, — ковчег, находящийся в ризничей Успенского собора в Москве, — тот самый ковчег, в котором хранился гвоздь от Христова Креста (1838 г.). К концу этого периода деятельности Солнцева накопилось его рисунков чрезвычайно много, и Оленин пробовал литографировать их для предполагавшегося издания "Древностей Российского Государства". Но эти попытки и начинания не удались и затянулись до 1846 г. 1839—1840 годы С. занят был приготовлением рисунков для нового Большого кремлевского дворца. Но в то же время Оленин неоднократно давал ему разные поручения, напр. С. сделал точную копию с рисунков, изображающих великого князя Святослава Игоревича, а также рисунок "Послы московские во Флоренции, в XVI ст." С. подтвердил также разными оправками, что "татарский" шишак, находящийся в Оружейной палате под именем "ерихонец", действительно принадлежал великому князю Александру Невскому, но впоследствии разукрашен был разными камнями и насечками из золота, с татарскими надписями. Не довольствуясь воспроизведением древностей, С. рисовал костюмы крестьянок Тульской, Тверской, Новгородской и др. губерний. Эти рисунки, сделанные акварелью, в 1842 г. были представлены государю. За все эти труды С. пожалован: 17 апр. 1839 г. — орденом св. Станислава 2-ой степени, а 22 августа 1841 г. получил знак отличия за беспорочную службу при грамоте за XV лет археологической и художественной деятельности. 1843 г. был тяжелым для Солнцева, так как в этом году умер его покровитель, руководитель и друг, сотрудник в его деятельности, А. Н. Оленин. В своих воспоминаниях С. постоянно с благоговением говорит о своем учителе в деле археологии. С этих пор Государь взял Солнцева под свое личное покровительство и дал ему целый ряд поручений и командировок, но уже не в Москву, а в Киев. Отсюда начинается новый период деятельности знаменитого художника-археолога. Государь послал его в Киев для обычных изысканий по части русских древностей. В конце 1842 г. кто-то донес Государю, что при поправках и переделках киевского Успенского собора, производимых по распоряжению митрополита киевского Филарета, начали будто бы портить единственную в своем роде живопись XVII в. Для проверки этого обстоятельства со стороны Академии назначен был профессор А. Т. Марков, о чем и представлено особым докладом государю. Государь зачеркнул фамилию Маркова и надписал фамилию Солнцева. С этого-то времени С. получал все последующие командировки прямо от Государя. Приехав в Киев, С. немедленно приступил к рассмотрению живописи собора и нашел, что порчи никакой не заметно, но что древняя живопись возобновляется несколько ярко. По просьбе митрополита С. показал живописцам, как следовало возобновлять старинную живопись, и донес министру двора, князю Волконскому, что порчи никакой не найдено. Недели через три, в июне 1843 года, С. получил от князя Волконского предписание: осмотреть по окончании возложенного на него поручения, как в Киеве, так в Витебске, Могилеве и Чернигове, на возвратном пути, и снять рисунки с имеющихся там древностей. Солнцев исполнил это поручение и, возвратившись в Петербург, представил свои рисунки князю Волконскому. Не прошло и нескольких дней, как Солнцеву вновь предписано немедленно ехать в Киев и ожидать там Государя. Надобно заметить, что всякий раз, когда Государь посещал Киев, С. должен был находиться там и объяснять ему все достопримечательности. Так Государь ценил и верил в его археологические познания. Именно Солнцев обратил особенное внимание на Киево-Софийский Собор, где и открыл древнюю живопись XI века. Она скрывалась под новой штукатуркою. Такое драгоценное археологическое открытие является одной из важнейших заслуг Солнцева. Это было в 1843 г. Государь, узнав об открытии, очень заинтересовался им и велел возобновить древнюю живопись. С тех пор и стали известны в археологии знаменитые живопись и мозаики Киево-Софийского Собора XI в. 27 апреля 1844 г. С. назначен членом учрежденного в Москве комитета для издания снятых им, под руководством Оленина, рисунков с русских древностей. Но собственно издание их началось с 1846 г. и длилось до 1853 г. Император Николай I пожертвовал 100 тыс. рублей на издание "Древностей". Обработка текста была поручена Цельтману и Снигереву. Текст описания рисунков не отличается достоинствами. Редакторы издания "Древностей" так враждебно относились к Солнцеву, что на первых оттисках с рисунков не допустили подписи его имени. На это обратил внимание Император Николай, приказал сделать выговор комиссии издания и повелел, чтобы имя Солнцева выставлено было на каждом листе рисунков. 24 марта 1844 г. С. определен в С.-Петербургскую духовную семинарию наставником и наблюдателем по классу иконописания и оставался в этой должности до 1867 г. Летом 1844 г. С. работал над возобновлением древней живописи Киево-Софийского собора. Любопытно, что митрополит Филарет был против возобновления, на том основании, что это "повлечет староверов к поощрению в их лжемудриях". 24 сентября 1844 г., за сделанные исправления живописи в Киевском Успенском соборе и за возобновление всего Софийского собора, С. пожалован бриллиантовым перстнем; в 1847 г. он получил орден св. Анны 2 ст. за преподавание в С.-Петербургской духовной академии; в 1849 г. — за труды по возведению Московского Кремлевского дворца, орден св. Анны 2 ст. с коронами, золотую медаль и 1200 руб. награды. В 1852 г. за службу при СПб. дух. семинарии Солнцеву объявлено Монаршее благоволение. Работы по возобновлению древней живописи в Киевском соборе продолжались до 1851 г., когда они были окончены. Надпись вязью на одной из арок собора гласить, что "обновлен сей храм по открытым древним фрескам и украшен повою живописно под руководством академика Солнцева... Лета от Р. Хр. 1851". Кроме этих работ, С. занимался и другими: делал рисунки некоторых храмов, внутренности собора Киево-Печерской лавры и участвовал во "Временной Комиссии для разбора древних актов юго-западной России", учрежденной в 1844 г., под председательством Бибикова. С. интересовался и пещерами, где нашел несколько старинных стеклянных блюд и колпаков, в которых некогда хранились мироточивые главы. В общем, в Киеве С. бывал каждое лето с 1843 по 1853 г. и привозил с собою в Петербург каждый раз от 80 до 100 рисунков, сдавал их при рапорте князю Волконскому, а тот передавал их Государю. Сначала эти рисунки хранились в Публичной библиотеке, а потом, по повелению Николая I, помещены в Московскую Оружейную Палату. При каждом посещении Киева Император Николай I беседовал с Солнцевым, ласкал его и делал ему подарки. В награду за его работы Государь хотел отправить его в Палестину и Рим для отдыха и усовершенствования. Но это не осуществилось за смертью Императора Николая I. Официальные командировки Солнцева кончились в 1853 г., когда началась Крымская кампания. Новое царствование, занятое реформами, тоже мало интересовалось археологическими открытиями, и С. отступает на задний план, хотя деятельность его далеко еще не закончилась. Но лучший, блестящий период жизни пройден и приближающаяся старость требовала отдыха или, по крайней мере, ослабления деятельности. До 1853 г. С. ездил отыскивать и срисовывать русские древности в следующие города: Псков, Новгород, Рязань (новую и старую), Москву, Троицкую Лавру, Новый Иерусалим, Александровскую слободу, Владимир на Клязьме, Суздаль, Тверь, Изборск, Печору, Киев, Орел, Юрьев Польский, Витебск, Могилев. Можно сказать даже, что нет, кажется, такого древнерусского города, исторического места, монастыря или храма, в котором С. не побывал бы. Ему приходилось много работать, много разыскивать и тщательно, по документам, исследовать историю отысканных предметов, "иная вещь", говорит он, "покажется, бывало, очень интересной в археологическом отношении, а посмотришь ее попристальнее, заглянешь в опись, и окажется, что вещь-то совсем не старинная, а сделана сравнительно недавно". В своих археологических поисках С. нередко встречал препятствия, воздвигаемые невежеством и враждою хранителей древностей. Когда у Солнцева не было рекомендательных писем или официальных предписаний, он прибегал к хитрости: выдавал себя за какого-нибудь странствующего богомольца, знакомился с настоятелем церкви или монастыря и потом уже имел возможность осматривать интересующие его предметы; чтобы расположить в свою пользу, он должен был даром рисовать портреты настоятелей церкви, священников, монахов. Иногда они дарили ему старинные вещи, и у Солнцева с течением времени образовался небольшой музей древностей, за который ему давали 20 тыс. рублей. Впрочем, в 1848 г. большая часть этой коллекции была похищена у него в его петербургской квартире. Украдены были, между прочим, две пищали, две берендейки, бердыши, метательные копья, несколько старинных стрел, кушаки, два кафтана, два шишака, несколько женских украшений и пр. С 1853 г. С. не получал никаких командировок, преподавал в семинарии, работал на Исаакиевский собор и исполнял заказы от Святейшего Синода. Синод очень хорошо относился к Солнцеву. Сношения начались с 1842 г., когда Синод хотел поручить ему исправить древнюю стенную живопись в Новгородском Знаменском соборе. Хотя это не удалось, но в следующем году С. написал антиминс, печатные снимки с которого до сих пор рассылаются по всем православным церквам России. С 1844 г. С. особенно много работал для Синода: писал разных святых, сделал рисунки к молитвеннику, который был послан в подарок Наполеону III, приготовлял рисунки для Евангелия большого формата, писал венчики, украшения к разным грамотам и т. д. С. написал для Синода святцы, над которыми трудился 1½ г., они состояли из 12-ти листов по 48 недель в каждом, а в каждой неделе 100 фигур. За все эти работы Синод объявил Солнцеву свое благословение. С 1858 г. С. служил 8 лет в Министерстве Государственных Имуществ, заведуя работами по изготовлению иконостасов для церквей западных губерний. Во время его службы изготовлено и отослано до 200 иконостасов. С. составлял здесь эскизы для изображений святых, крестов, хоругвей и и пр. С того же 1858 г. ему поручен надзор за учениками Академии из бывших государственных крестьян. Звание попечителя крестьян-художников оставалось за ним до самой смерти. В 1859 г. С. снова был командирован во Владимир, "осмотреть тамошния кафедральную соборную и другия древние церкви, для открытия древних, писанных на стенах, икон и вообще стенной живописи". В этом же году С. получил золотую медаль за работы по Исаакиевскому собору и причислен к археологической комиссии (20 дек. 1859 г.) для отыскивания старинной стенной живописи в старинных православных церквах. В 1863 г. он был избран Академией художеств в почетные вольные общники. В 1876 г. исполнилось пятидесятилетие с того дня, как С. получил звание академика. Археологическое общество, в воздаяние свыше полувековой археологическо-художественной деятельности Феодора Григорьевича, поднесло ему золотую медаль с его портретом. Академия художеств также присоединилась к чествованию маститого художника-археолога: С. возведен был в звание профессора и получил 2500 руб. награды. В 1886 г., в память 60-летней службы в звании академика, С. получил чин действительного статского советника. В 1888 г. за тридцатилетнее руководство крестьянами-мальчиками, воспитанниками Академии, С. получил орден св. Станислава 1-й ст. Несмотря на преклонный возраст, С. всегда был занят: люди, бывавшие у него, заставали его в кабинете за рисованием или чтением; он продолжал работать над иконами для Исаакиевского собора (в 70-х годах) мозаикой и красками. С. всегда отличался благочестием, а в последние годы жизни особенно любил ходить к службе в Александро-Невскую лавру даже и не в праздничные дни; подавал бедным, которые по утрам положительно осаждали его дом. По 3-ей улице и Дегтярной (на Песках, где был домик Солнцева) устанавливались нищие в шеренгу и дожидались Солнцева, который давал им всем по гривеннику. В обхождении с друзьями и родственниками С. был очень ласков и любезен, любил пошутить и порассказать анекдоты из своей долгой и интересной жизни. Скончался он в глубокой старости, на 92 году, в Петербурге. Заслуги Солнцева для русского искусства, для русского стиля и для отечественной археологии — громадны. В течение своей более полувековой неутомимой деятельности он неоднократно посетил для археологических изысканий древнейшие города и монастыри России и повсеместно находил, критически исследовал и сохранил в своих превосходных рисунках самые разнообразные памятники религиозного, государственного и домашнего быта наших предков, восходя до XII и XI века. Семь громадных томов монументального издания: "Древности Российского государства" украшены рисунками, числом свыше 500, исполненными единственно Солнцевым. Эти рисунки составляют лишь 10-ю долю всего количества произведений Солнцева, исполненных с необыкновенным изяществом, живостью красок и точностью. Кисть Солнцева воскресила в живых образах все стороны быта допетровской Руси. В рисунках Солнцева любитель древности найдет наиболее чтимые народом иконы; тут же кресты запрестольные и наперсные, церковная утварь, облачения духовного сана; предметы древнего царского обихода: венцы, скипетры, державы, бармы и т. п.; воинские доспехи, конские сбруи, всякого рода оружие; древнейшие великокняжеские, царские, боярские и местные народные одеяния, и не только в изображениях одежд, но в портретах, таковы, например: князя Репнины, Скопин-Шуйский, цари: Михаил Феодорович, Алексей Михайлович, Феодор, Иоанн и Петр Алексеевичи, патриархи: Филарет, Никон: царицы и царевны XVII в. и мн. др. Далее, в рисунках Солнцева воспроизведена древняя столовая и домашняя утварь, кресла, скамьи, столы, поставцы и проч., наконец, памятники древнерусского зодчества во всех мельчайших подробностях; здесь фасады храмов и частных зданий, разрезы, планы, отдельные части: окна, двери, решетки, своды, куполы с приложением масштабов. С. много способствовал созданию своеобразного русского стиля в архитектуре и в мастерствах: столярном, токарном, гончарном, финифтяном, золотых и серебряных дел. В 1846—1848 гг., по случаю свадьбы Великого Князя Константина Николаевича, поручено было Солнцеву сделать рисунки для разной утвари: фарфора, хрусталя, бронзы, золотых и серебряных вещей в русском стиле, что было тогда нововведением. Английский магазин отказался сделать вещи по приготовленным рисункам, находя, что они будут недостаточно красивы, и выписал образцы из Англии. Но Сазиков выполнил заказы по рисункам Солнцева, и вещи оказались лучше тех, какие выставлены были английским магазином. Впоследствии к Солнцеву часто обращались русские фабриканты и даже английский магазин с просьбою о рисунках. Рисуя с натуры отечественные древности, С. никогда не был единственно старательным копировальщиком. Наоборот, он подвергал копируемые предметы критической оценке, проверял время сооружения храмов, выделки утвари, ковки и чеканки оружия, доспехов и изделия облачений, перечитывая летописи, множество монастырских хартий, грамот, актов, описей и т. п. Эти чисто ученые труды вознаграждались хронологическими открытиями: С. с точностью определил принадлежность найденного шишака велик. кн. Александру Невскому, шлема Ярослава Всеволодовича, дверей времен Грозного, разных знамен, доспехов, предметов царского обихода и т. д. Он возобновил царские терема XVII века; его стараниями и искусством спасены и восстановлены некоторые святыни древнего Киева. Художественно-археологические труды Солнцева тем более достойна уважения, что в них он не имел предшественников и почти не имеет и преемников. Он шел не по проторенной дороге, но прокладывал ее сам и, не ослабевая в борьбе с множеством препятствий, неуклонно шел к своей цели. Для подобного подвига, помимо таланта и силы воли, надобно было страстно любить и родину и науку. Вся деятельность Солнцева доказывает, что он любил их горячею любовью. Перечень работ Солнцева, кроме мелких и работ на медали и на звание академика:

1) Евангелист Матфей в рост, с ангелами по карнизам, клеевыми красками, на потолке церкви в женском патриотическом обществе.

2) Евангелист Матвей, написанный в парусном своде, по фальшивому мрамору в Казанском соборе.

3) Золотые бармы, найденные в Рязани.

4) Фанагорийские и Керченские древности.

5) Рисунки с различных остатков старины в Москве, Владимире, Новгороде, Твери и др. городах.

6) Проект на возобновление комнат в теремном дворце и церквей Рождества Богородицы, Лазарева Воскресения и Воздвижения Животворящего Креста.

7) Для вновь отстроенного кремлевского дворца рисунки: ковров, паркетных полов, дверей и др. внутренних украшений.

8) Реставрация древних иконостасов на шелковых тканях.

9) Рисунки для восьми бронзовых ковчегов (для хранения госуд. грамот).

10) Рисунки для фарфоровых чайных сервизов в др.-русском стиле (к бракосочетанию Велик. Кн. Константина Николаевича).

11) Молитвослов, нарисованный на пергаменте для Импер. Александры Федоровны.

12) Молитвослов для Импер. Марии Александровны.

13) Молитвенники ангелам-хранителям для великих княгинь Марии Николаевны, Ольги Николаевны и Марии Александровны.

14) Такой же молитвенник для Импер. Марии Александровны и сверх того — житие избранных святых, в числе 169 лиц и нескольких изображений Богоматери.

15) Книга: "Праздники в доме православного царя русского" (для Импер. Марии Ал.).

16) Полная жизнь (в рисунках) Сергия Радонежского чудотворца из 30 сюжетов и Служба св. Марии Магдалине, Окою 30 листов.

17) "Русские святые, предстатели перед Богом за царя и святую Русь", книга с 50 изображениями и молитвами с орнаментами (к 25-летнему юбилею Ал-дра II).

18) Альбом для Импер. Алекс. III, под названием: "Знаменательные дни в доме Импер. Ал-дра III".

19) 37 рисунков акварелью к сочинению Жиля, относящемуся к изданию "Древностей Босфора Киммерийского".

20) Полные святцы на 52 недели (генералу Хрулеву).

21) Полные святцы, в меньшем размере (для Святейшего Синода).

22) Рисунки для разных молитвословов, акафистов, антиминсов и пр., которые Солнцев составлял для Синода в продолжение 40 лет.

23) Молитвослов для кн. Волконской (молитвы утренние, литургии и вечерние) и полные святцы, в миниатюре, акварелью, на пергаменте, более 100 листов.

24) 24 листа рисунков к литургии Дмитревского.

25) 400 лиц в "Русских святцах", изданных Филаретом, архиеписк. Черниговским.

26) Возобновление древней живописи и мозаики в Киево-Софийском соборе.

27) 3000 рисунков русских древностей, нарисованных при поездках по древним городам России. Из них 700 изданы хромолитографиею в "Древностях Российского государства", а остальные хранятся в Московской Оружейной палате.

28) После смерти Солнцева у наследников осталось 300 рисунков русских национальных одежд и разных головных уборов.

29) В Московской Третьяковской галерее находится акварель Солнцева: "Явление ангела первосвященнику Захарию".

Листая старые книги

Русские азбуки в картинках
Русские азбуки в картинках

Для просмотра и чтения книги нажмите на ее изображение, а затем на прямоугольник слева внизу. Также можно плавно перелистывать страницу, удерживая её левой кнопкой мышки.

Русские изящные издания
Русские изящные издания

Ваш прогноз

Ситуация на рынке антикварных книг?