RARUS'S GALLERY

Невооруженным глазом видно, что проблема, затронутая автором статьи, выходит далеко за рамки собственно иконописи. В течение более чем полувека почти полной культурной изоляции нашей страны от всего остального мира, когда естественный процесс, обмена знаниями, идеями и информацией был в административном порядке заменен с советской стороны эпизодическими визитами представителей службы дезинформации или туристических групп, а с западной — праздных охотников до всякой «рашен» экзотики, на Западе образовался, если так можно выразиться, профессиональный вакуум, который поспешили заполнить различного рода «специалисты» по России, изучавшие ее в лучшем случае в библиотеке американского конгресса, а в худшем — из окон своих лимузинов с дипломатическими номерами или за столиком ресторана «Метрополь».

История и разоблачение американской коллекции русских икон Джорджа Хана

Возвращаясь затем на родину и не встретив здесь сколько-нибудь серьезных оппонентов, они - эти «специалисты» — утверждались в уверенности, что являют собою кладезь всевозможных и всесторонних знаний о России. В результате, с течением лет на Западе сложился определенный тип «знатока», «ученого», «эксперта», формирующего теперь здесь (и уже, к сожалению, сформировавшего!) психологию целых поколений по отношению к русским духовным ценностям, будь то история, религия, литература или искусство. Разумеется, вся эта разношерстная публика была бы смешна в своих претензиях, если бы Она не успела за эти годы занять на Западе ключевые позиции почти во всех дисциплинах, имеющих отношение к советским вопросам вообще и русским в частности. Пользуясь своим положением, специалисты подобного рода пытаются навязывать нам — новейшим представителям отечественной культуры, оказавшимся теперь в силу различных обстоятельств в изгнании, собственные точки отсчета и собственные критерии в тех самых областях, в которых каждый из нас по своим качествам и сумме знаний годится им если не в учителя, то уж во всяком случае хотя бы в высококвалифицированные советники. Но напрасно они тешат себя иллюзией, что пухлая чековая книжка вкупе с принадлежностью к здешней интеллектуальной мафии оградят их от неминуемой профессиональной демистификации. Им следует понять наконец, что вольготная эпоха безнаказанного духовного мародерства кончилась, что пришло время переучиваться или заняться другим, более безобидным делом и что отныне, всякий раз, когда они вознамерятся всучить читателю, зрителю, слушателю свою сомнительную стряпню, мы постараемся вовремя предупредить окружающих: Осторожно — фальшивка! В апреле 1980 г. знаменитая уже 200 лет английская аукционная фирма Кристи продала в Нью-Йорке на публичном аукционе за 3 миллиона долларов коллекцию русских икон американского промышленника Джорджа Ханна. Пресса всего мира отметила это событие как «продажу века». И справедливо, поскольку эта коллекция, появившаяся на Западе в середине 1930-х годов, была давно прославлена как самая выдающаяся коллекция русских икон вне России. За истекшее полустолетие эти иконы были репродуцированы более чем в 50 книгах и были экспонированы в 40 музеях всего западного мира. Спустя несколько месяцев после этой знаменательной продажи я написал книгу «Иконы и фальшивки», в которой доказываю, что эта коллекция состоит, в основном, из фальшивок начала XX столетия и весь долговременный ажиотаж вокруг нее есть не более как мистификация. За полтора года, истекшие после выхода моей книги, во многих газетах и журналах мира появились отклики-рецензии на мое разоблачение. Естественно, каждый журналист невольно по-своему интерпретировал действительные события этой истории. Вот почему, наконец, я счел необходимым опубликовать и свою собственную версию всех событий. Тем более, что за истекшее время мне стали известны новые факты, тогда в книгу не вошедшие или сознательно мною опущенные. И, конечно, нельзя забывать, что история этой мистификации и разоблачения все еще продолжается... Перед эмиграцией на Запад (в 1975 году) я долгие годы работал в качестве заведующего отделом во Всесоюзном институте реставрации в Москве. Поэтому, естественно, я был достаточно хорошо знаком с большинством русских коллекций икон. Об американской коллекции Джорджа Ханна я ничего не знал. Лишь по приезде в Америку один из моих новых американских друзей посоветовал мне посмотреть знаменитую коллекцию, находившуюся тогда в г. Питтсбурге. Тогда же я позвонил хозяину и попросил показать его собрание, объяснив, кто я такой, и надеясь, между прочим, что, может быть, мои знания ему пригодятся. Д. Ханн наотрез отказался показать мне свои сокровища, и в скорости, в хлопотах новой эмигрантской жизни, я совершенно забыл об этом случае. Однако в конце 1979 г. я случайно услышал, что Д. Ханн умер и его собрание будет продано на публичном аукционе в Нью-Йорке респектабельной антикварной фирмой Кристи. Так как моя фирма «Teteriatnikov Art Expertise» обслуживает многих клиентов, нуждающихся в экспертизе, памятников искусства, то в начале 1980 г. ко мне обратилось несколько музеев из Америки и из заграницы с просьбой посоветовать им для приобретения какие-либо иконы из предстоящей продажи. Тогда я и обратился к Кристи с I просьбой осмотреть эти иконы еще перед публичной выставкой. Нечего и говорить, насколько я был обрадован такими ответственными заказами от музеев. Во-первых, это сулило прекрасные перспективы дальнейшего сотрудничества. Во-вторых, полагающиеся за эту работу комиссионные выглядели прямо-таки фантастическими: что-то вроде нескольких десятков тысяч долларов. Эти меркантильные подробности не покажутся читателям излишними, ибо подчеркивают мои настроения накануне того момента, когда я впервые увидел эти прославленные шедевры. Я не сомневался тогда, что увижу подлинные сокровища древнерусской культуры, трагически отторгнутые от своей родины — России. Строил я и планы, как уговорить эти музеи и в дальнейшем собирать русские иконы, для создания подлинно научных коллекций. Разрешение Кристи было получено, и в середине марта 1979 г. я вошел в маленькую комнату склада, где иконы были размещены по стенкам, прислоненные друг к дружке и при скудном освещении. Сразу передо мною возник огромный Деисус, состоящий из семи панелей, высотой около двух метров каждая. К своему искреннему удивлению, я мгновенно узнал этот шедевр, ибо точно такой же я изучал всю мою жизнь в Третьяковской Галерее в Москве. Я даже вспомнил, на какой стенке и в какой комнате он висел и висит, кажется, последние 50 лет. Поразила неестественная свежесть красок, идеальность сохранности и нарочитая реставрация деревянной доски. В довершение всего, на нем я обнаружил «этикетку» с русской надписью: «Краткое описание: Отдел второй». Возникло сразу подозрение, что кто-то наклеил эту официально выглядевшую русскую бумажку для придания серьезности этому предмету. Однако эта наклейка от картотечного ящика на произведении искусства была явно не к месту. Другая икона привлекла мое внимание «идеальным новгородизмом XV века», однако, перевернув икону, я рассмеялся: древний шедевр был нарисован на передней стенке ящика от комода, не существовавшего в древней Руси. Идентичная краска располагалась не только на гладкой части доски, но и на грунте, закрывающем дырку от старой замочной скважины. Как я впоследствии написал в своей книге, любой полицейский детектив, даже далекий от искусства, легко распознает, что «все искусство» моложе комода, ибо нужно учесть еще и время разрабатывания ключом замочной дырки.

Подивившись странностям американской знаменитой коллекции, я еще не задумывался тогда, что возникшая ситуация приведет к какой-либо сенсации. Мои мысли были заняты в то время «бизнесом» — где же тут иконы, которые я бы мог рекомендовать своим клиентам и замечательно заработать и денежки, и престиж? Я лихорадочно переворачивал одну икону за другой в поисках какой-либо «замученной», чтобы с первого взгляда нельзя было разобрать, что перед глазами — сознательная фальсификация или неуклюжая реставрация. Весь осмотр тогда продолжался не более получаса. В то время каталог Кристи еще не был опубликован, и я стал спокойно ждать, что, вероятно, специалисты Кристи все поймут, и в описаниях ясно будет напечатано: это копия с известного шедевра Третьяковки, а это имитация в стиле XV века. Лишь через неделю каталог, наконец, вышел в свет, и, получив, его прямо из типографии, я, еще сидя в такси, стал лихорадочно перелистывать страницы роскошно напечатанного издания. Все предметы описывались в каталоге как всемирные шедевры, равных которым никогда не было и не будет больше на антикварном рынке. Вот тогда-то и начали кружиться у меня в голове сумасшедшие мысли о необъяснимой мистификации. Неделю я сидел дома, не сводя глаз с каталога, напрягая свою память и перелистывая каталоги русских коллекций. Самих икон я больше не видел — моя работа ограничивалась лишь сопоставлением иллюстраций в книгах. Память меня не подвела — большинство «уникумов» из Питгсбурга буквально или искаженно имитировали самые известные шедевры, и только из одного русского музея — Третьяковской Галереи. Так и была впоследствии названа глава моей книги: «Иконы-призраки глазами нормального эксперта». Не надо обладать специальными иконными знаниями достаточно общей культуры, чтобы утверждать, что «вторая Третьяковка» невозможна, как невозможен «второй Лувр» или «второй Эрмитаж». В коллекции же Д. Ханна были красочные имитации, в которых, если провести аналогию с западной живописью, все женские лица улыбались «улыбкой Моны Лизы» и все фигуры склонялись в позе Венеры Милосской. Для нормального эксперта, если он действительно «нормальный», то есть настоящий эксперт, никакой загадки в этой коллекции призраков нет. Это сувениры, копии, учебные импровизации, не имеющие ничего общего с оригинальными древностями любой страны — от Африки от Китая. В результате своего «кабинетного сидения» я написал своим клиентам негативное заключение и рекомендовал воздержаться от покупок. Тем же, кто все-таки надумает рисковать, я советовал непременно сделать тщательную техническую экспертизу. Большинство музеев отказались от покупок, и лишь один из них — Тимкен Арт Галлери из Сан Диего, Калифорния, обратился к Кристи за разъяснениями насчет экспертизы. Я не знаю, какими аргументами Кристи парировало мои предостережения, однако в результате музей отказался от моих услуг, и, по рекомендации Кристи, торговец из Лондона купил для музея три великолепные фальшивки за 400000 долларов. Я пытался предупредить этот музей письменно и даже попыткой телефонного разговора в ночь накануне аукциона. Не желая скандала, я предупредил и Кристи в Нью-Йорке — мне ответили, что за такие разговоры будут судить. Тогда я на свои деньги полетел в Лондон, в главную квартиру этой интернациональной компании с двухсотлетним опытом торговли памятниками искусства. Однако никто не захотел серьезно вслушаться в бредни неизвестного эмигранта.

Вернувшись в Нью-Йорк к открытию публичной выставки, я стал ежедневно посещать это зрелище, осматривая предметы и записывая мои наблюдения. Пытался сделать несколько фотографий, однако меня остановили. Обычно на публичных продажах потенциальному покупателю предоставляют все возможности изучить предмет, за который он собирается выложить свои кровные денежки, — таковы законы, регулирующие аукционы. Однако сотрудники Кристи запретили мне все, кроме осмотра глазами, наряду с обыкновенной публикой. Два надсмотрщика неустанно следили за каждым моим движением. Несмотря на то, что условия «исследования» были немыслимы для нормальной научной работы, мои знания и опыт помогли справиться с задачей. Сама продажа прошла блестяще, и, по словам «Нью-Йорк Тайме», коллекционеры, торговцы и музейщики со всего мира (из 50-ти стран) дрались между собою за каждую покупку. Семь раз в течение этого вечера были перекрыты мировые рекорды цен. Газеты назвали это событие «аукционом века»: «самые дорогие в мире иконы», «единственный шанс в жизни». По словам торговцев, русские иконы из Золушек превратились в Принцесс антикварного рынка. Сам шикарный каталог Кристи был тотчас же наименован «энциклопедией иконознания» и даже «коллекционным изданием». Добавим, что перед аукционом была устроена специальная научная конференция, где, по словам газет, «самые главные эксперты-профессора в области русского искусства» наперебой восхваляли достоинства этих шедевров. Разумеется, были и специальные «вечеринки» для «высшего света», где шампанское и русская водка лились рекою. Весь Нью-Йорк долго вспоминал это феерическое событие... Я же сразу после аукциона сел писать мою книгу. Свои аргументы я охотно и открыто сообщал всем своим знакомым и посещавшим меня специалистам. Те, в свою очередь, разъезжая по своим делам по всему миру, передавали «новости», и вот, спустя примерно пять месяцев, я стал получать первые осторожные письма, где корреспонденты спрашивали: «А правда ли, что Вы оспариваете подлинность некоторых икон в коллекции Джорджа Ханна, несмотря на колоссальный успех продажи?». Разумеется, согласно законам рынка и обычаям, услышав, что я собираюсь «бунтовать», от меня отвернулись почти все прежние клиенты и даже некоторые друзья. Кажется, в момент подачи заявления на выезд из СССР я потерял меньше знакомых, чем в свободной Америке, и только из-за слухов, что я собираюсь «мутить воду». Такова жизнь! В конце октября 1980 г. я напечатал и разослал рекламную брошюрку о предстоящем выходе книги разным музеям, университетам и Кристи. Через пару недель специальный курьер доставил мне объемистую папку бумаг от адвокатов Кристи. С трудом разбирая хитроумный язык тысячелетней английской юриспруденции, я все-таки понял, что меня вызывают в суд, инкриминируя клевету на Кристи и попытку украсть их копирайт. Через полчаса начал звонить телефон — адвокат Кристи настойчиво спрашивал о моем здоровье и требовал сообщить ему имя моего адвоката. Еще никогда не судясь в свободном мире, я, конечно, никаких адвокатов не знал. Многие мои американские друзья потом смеялись: «Смотрите, этот человек нашел себе адвоката через телефонную книгу!» Однако мой выбор был удачен, так как спустя шесть месяцев я «освободился» — то есть фирма Кристи отказалась от всех ко мне претензий, и суд постановил, что в моей книге нет клеветы, и я имею право ее публиковать. Термин «клевета» имеет довольно мудреное истолкование на языке юриспруденции. Главное здесь — это ответственность высказавшегося за свои слова. Правдивость высказывания роли не играет — важна цель, с которой это было сделано, и какова ответственность заявителя, то есть знал ли он заведомо, что говорит неправду, или искренне убежден, что «это может быть». И не имел ли заявитель каких-либо тайных целей чем-то поживиться от своих высказываний? Если позицией моей защиты было подтвердить, что цель книги чисто научная, то нападение моих противников состояло в том, чтобы если не доказать, так намекнуть, что моя книга написана с авантюрной целью «прославиться в веках» или «занять место Кристи». Странно и омерзительно, однако, как говорят, вполне традиционно для англосаксонского правосудия было то, что наибольшее внимание было обращено на личные проблемы моей персоны. Многозначно интерпретировались названия советских учреждений, где я когда-то учился или работал. Откровенно спрашивали: «Как же можно доверять человеку, который отказался от своей Родины — СССР?». Спокойно, как очевидный факт, докладывалось, что «почти все эмигранты» выдумывают свои биографии и выдают себя за бывших генералов, профессоров и вообще самых главных. Оспаривалась и моя компетентность как ученого, ибо вся советская наука, по словам моих противников, недостойна серьезного отношения. Если я пытался привлечь внимание к обсуждению реальных деталей моей экспертизы, то в ответ слышал многочасовые речи о том, что вот, явившийся неизвестно откуда неизвестный человек пытается спорить и порочить такую уважаемую фирму и всех западных ученых, вместе с университетами и музеями. Как-то я не выдержал и даже «ляпнул»: «А может быть, и Эйнштейн изобрел свою теорию относительности лишь с гнусной целью прославиться и посрамить остальных ученых?» Все это время мои адвокаты тщательно обсасывали-цензурировали каждое слово в моей англоязычной книге. Лишенный возможности использовать иллюстрации из шикарного каталога Кристи, я искал всевозможные другие старые публикации этих икон и консультировался с типографами, в каком виде мои иллюстрации станут недоступны для экспертизы — узнать, откуда я заимствовал снимки. Признаюсь, что, несмотря на нервотрепку, я был уверен в своей победе и отступать не собирался; единственную тревогу вызывал вопрос: как долго я в состоянии платить моим адвокатам? Вокруг меня в это время образовалась реальная пустота. Многие знакомые, особенно из университетского мира, обходили меня стороной, ибо не были уверены, что знакомство со мной не окажется опасным для их карьеры и репутации. Зато много вертелось незваных гостей. Из каких-то неизвестных мне журналов и газет напрашивались на интервью якобы «редакторы». Легко догадываясь о том, что они лишь элементарные шпионы Кристи, я даже завел специальную картотеку, куда занес список лиц, когда-либо работавших в Кристи, — информация, взятая мною из старых каталогов. Узнавая фамилию желавшего «интервью», я, проверив список, смеясь, спрашивал: «А когда вы ушли на «другую работу» от Кристи?» В это время я пытался связаться с американскими издательствами и газетами. Никто не «клюнул» на эмигрантскую сенсацию — вероятно, нормальному и с успешной спокойной карьерой человеку казалась совершенно дикой мысль, что один может быть умнее всех, — значит, шарлатан! Кстати сказать, ни Кристи, ни ее адвокаты вообще не видели моей книги в течение всего процесса, поэтому обсуждать факты экспертизы было невозможно. Более того, при всем моем бывшем и оставшемся уважении к демократическому правосудию, я остался в недоумении: как же можно судить человека за еще не совершенное преступление? В момент подачи на меня в суд никакой книги я еще не написал — только «мечтал». Так и сказано в заявлении Кристи: «Согласно информации и по всей вероятности, Тетерятников планирует написать книгу, в которой может быть клевета на Кристи». Так и судили — лишь за «мечту». В конце концов, в ночь накануне последнего срока, я разрешил адвокату Кристи читать мою книгу в запертом помещении моего адвоката. За это удовлетворение любопытства Кристи должна была заплатить — отдав мне все свои права на копирайт и обязуясь прекратить навсегда это дело. «Моя победа» была записана в виде решения судьи: в книге Тетерятникова нет клеветы, и стороны расходятся «при своих интересах». Это значит, что за своих адвокатов плачу я, а Кристи — за своих. Ух!.. Моя книга издана на правах рукописи — в виде фотокопии с машинописного текста. Такого же качества и иллюстрации. Дело не только в том, что к моменту окончания суда я уже не располагал средствами для шикарного издания, но был и другой резон выпустить ее в виде «самиздата». Если бы суд запретил мне публикован, книгу еще несколько лет, до окончания всех-всех претензий Кристи, я бы смог объявить, что мой труд вовсе и не книга — а лишь рукопись с моим именем. Это я «имею право» рассылать всем ученым коллегам и интересующимся — просто как «обмен мнениями». Мое судебное дело помогло мне не только усовершенствовать знание английского языка, но и разобраться в том, что же такое «свобода мнения», «право высказывания» в настоящем демократическом обществе. И что такое судебная система Америки. Мы все, эмигранты из СССР, воображаем альтернативой советскому режиму некую абсолютную свободу. Оказалось, что вообще даром свободы не существует нигде, если личность не пробует быть в конфликте с окружающим обществом, не пробует утвердить свое право быть свободным. Вспоминаю, как одна представительница американской газеты «просвещала меня» о том, что, дескать, будучи рожденным несвободным в несвободной советской системе, мы, эмигранты, еще только должны учиться начинать быть свободными в американском свободном обществе. Вот она, например, по ее словам, никогда ничего не боялась — «совсем свободна». Заинтересовавшись моей борьбой с Кристи, она обещала напечатать статью и — пропала, не позвонив даже с извинениями о непечатаньи «по техническим причинам». Как ни странно, но первые статьи о моем открытии появились в Западной Европе, в лондонской «Тайме», но не в американской прессе. Сегодня в Европе опубликовано уже 36 рецензий и только две в американской прессе. Я еще не знаю, почему так произошло, — я ведь только недавно начал изучать мою Америку. Книга сегодня приобретена большинством университетов и музеев по всему миру. Я прочитал около 20 научных докладов, в том числе на Международном конгрессе музейных работников, в присутствии советской делегации. Как мне стало известно, мою книгу обсуждали и на научных собраниях в Москве и Ленинграде. Моя книга не содержит никаких обсуждений коммерческой стороны этой истории — нет никаких цен, и ничего о «торговле». Однако в данной статье необходимо сказать несколько слов о том, что результат моего разоблачения сказался катастрофой на рынке мировой торговли иконами. Ибо разрушился миф, созданный западными дилетантами и жуликами, о том, что русские иконы вообще недоступны международно-принятым методам экспертизы. Сегодня многие, еще недавно слывшие знатоками русской иконописи, начинают свои письма ко мне словами: «Я не специалист в иконах, как Вы». Я нарочно процитировал эту фразу одного американского профессора, который, надеюсь, сам узнает себя и свои слова. А ведь он сам вызвался читать лекцию в Кристи о том, как прекрасна эта коллекция. Характерно, что почти в каждой газетной заметке о моем разоблачении задается один и тот же вопрос: «Если самая знаменитая коллекция Запада оказалась фальшивой, то?..» Нет сомнения, что большинство купивших эти иконы на аукционе вернут покупки обратно в Кристи, потребовав возмещения всех убытков, а некоторые уже и вернули. Парадокс ситуации заключается в том, что большинство покупателей «тайне» считали, что именно они-то и есть самые главные специалисты по такому экзотическому товару — русским иконам. Случайных покупателей на аукционе не было — слишком высоки были цены. Все фальшивки пошли только к «экспертам». Поэтому решение признать себя одураченным принимается психологически очень нелегко. Однако забыть о 3 миллионах долларов тоже нелегко... Теперь, когда шок первой реакции на мое разоблачение стал проходить, я почти ежедневно получаю письма or этих покупателей с просьбой рассказать побольше об их покупках. Несколько икон из бывшей коллекции Д. Ханна уже присланы мне — наконец-то я получил возможность их исследовать спокойно и сфотографировать. Но, конечно, прозрение только еще начинается... Любопытная статья была опубликована в Лондонской «Тайме» недавно, 25 мая 1982 года. Оказывается, многие иконы после этого аукциона "вообще были не выкуплены из Кристи испугавшимися покупателями. И сегодня Кристи пытается их продать через того же лондонского торговца — Ричарда Темпла. Цены значительно снижены, а покупателей пока не видно. По словам корреспондента, многие антиквары в иконной области обанкротились в течение последних двух лет, прошедших после «аукциона века». Тот же Р. Гемпл, заявлявший, что иконы стали принцессами во время аукциона, теперь меланхолично шепчет: «Мне кажется, я остался последним». Попытка очередной продажи «шедевров русской иконописи» сопровождалась специальной новой книгой, написанной этим Лондонским торговцем, по его словам, в ответ на книгу Тетерятникова. Название этих «Лондонских Ответов»: «Иконы. В поисках внутреннего смысла». Корреспондент «Тайме» отмечает, что весь «ответ» на экспертизу Тетерятникова заключается в высокопарных выражениях о трансцендентальном видении русских икон, о «врожденном» мистицизме русского народа и невозможности его постичь непосвященному западному скептику. Мистификация, оказывается, продолжается. Однако за этот «невидимый смысл» требуют реальных долларов! Знаменательно, что за истекшие полтора года мои противники не опубликовали ни одного конкретного контраргумента против моих выводов. А ведь речь идет о спасении трех миллионов долларов! Суть большинства возражений, например, Кристи, такова: «Тетерятников неправ, потому что коллекция знаменита, была репродуцирована ведущими западными специалистами и экспонировалась в важных мировых музеях». Эти «аргументы» моих противников не требуют объяснений. Однако мистификация понемногу превращается и в откровенную фальсификацию. Так, в американском научном журнале «Рашен Ревью» была опубликована рецензия на мою книгу. Тон и стиль этой рецензии весьма примечателен. Например, о моей персоне говорится следующее: «Говорят, якобы в СССР он был реставратором», — и такое, оказывается, можно и не стыдно писать в журнале, претендующем на научность и являющемся органом важного американского учреждения — Гуверовского Института Войны, Революции и Мира. Но удивительнее другой факт: рецензент, подписавшийся как куратор американского музея, вставил такую фразу: «...новые краски не смугили одного важного покупателя, который использовал новейшие английские методы реставрации с применением новейших научных инструментов, которые могут определить время различных слоев краски». Во-первых, заметим, что автор этой рецензии, упоминая о «новейших английских методах реставрации», почему-то не пишет о полученном результате, а ведь только результат и важен — методы могут быть любые, даже и не «новейшие». Второе: автору рецензии, наверно, неизвестно, что те, кто дал ему эту информацию, просто лгали — «инструментов, определяющих время слоев краски», вообще не существует в природе. Но даже если бы их кто-то вдруг и изобрел, то каков же результат? Вот такие полунамеки, полусомнения и есть венец возражений всех моих оппонентов на конкретные детали моих выводов. Так полувековая мистификация к концу XX столетия превращается в фальсификацию, подкрепленную полунамеками... Как я неоднократно замечал, история возвеличивания и продажи этой коллекции опутана паутиной чисто психологических событий. Поняв это сразу, я стал прослеживать истоки мифа о великой коллекции — истории ее появления в Америке. Родилась эта коллекция как факт в 1936 году, когда американский промышленник Джордж Ханн приобрел ее у советского Торгсина. Как рассказывают его «старинные друзья», в один прекрасный день некий человек, по имени Хамильтон, показал миллионеру серию раскрашенных от руки фотографий. Джордж Ханн интуитивно ткнул пальцем в ту или другую — вот эту и эту... Понравившиеся американцу иконы в скорости были ему доставлены. На каждом шедевре красовалась этикетка: «Из Третьяковской Галереи». Был и соответствующий сопроводительный советский документ — счет Торгсина. Когда я смог ознакомиться с этим счетом и увидел проставленные на нем цены, то не- вольно ахнул. «Третьяковская Галерея» запрашивала за свои мировые шедевры смехотворные цены — по 50-100 долларов за «шедевр». Тотчас же я сопоставил текущие цены рынка того времени на русские иконы. Оказалось, что тот же Торгсин продавал на мировых аукционах в то же самое время рядовые иконки малого размера XVIII-XIX века, запрашивая по 500-1000 долларов. Здесь уже явно попахивало мистикой. Тот же самый продавец за ерунду спрашивает много, а за шедевры — почти ничего? Первые годы новой американской жизни эти иконы провели в безвестности — вплоть до начала второй мировой войны. Когда началась война, американцы не только с восторгом восприняли военные победы своего союзника против нацизма, но и раскрыли свои души для восхищения всем-всем советским, русским. Американские радиостанции беспрерывно транслировали песни Красной Армии и марши типа «Красная Армия всех сильней». Кинофильмы восхваляли «Великую Дружбу» с добрым Дядей Джо. Музеи и широкая публика жаждали отметить культурные достижения своего союзника. И вот в 1944 году в городе Питтсбурге открывается выставка старинных русских икон из собрания Джорджа Ханна. Нашелся и «местный специалист» по иконам — русский эмигрант Андрей Авинов, написавший первый научный каталог, в котором коллекция характеризовалась как «равной которой нет во всем западном полушарии», «классические экземпляры и пример современным художникам, как надо рисовать». Авинов явился отцом мифа о Великой Коллекции, и поэтому я тщательно проштудировал его каталог. Интересно было сопоставить атрибуцию Авинова с описанием икон, составленным продавцом — советским Торгсином. Так, например, грузинский металлический триптих, проданный как вещь XVII века, Авиновым был «переатрибутирован» уже на XII век. Маленькая икона, проданная как испорченная и в основе лишь XVII век, была для счастливых жителей Питтсбурга «переписана» на шедевр XV века, кисти самого Андрея Рублева. Увидев такие метаморфозы, я, естественно, поинтересовался: а кто такой Андрей Авинов, коль он так смело оспаривает атрибуцию Третьяковской Галереи и всех русских ученых? Совсем недавно, в апрельском и майском номерах журнала «Нью-Йоркер», была опубликована статья племянника Авинова — Алекса Шуматова — о всех своих русских предках. О дяде племянник отзывается, как и о других русских предках, с большим восхищением, как о всесторонне развитом интеллигенте. Однако об иконах или о причастности Авинова к знакомству с иконами или с музейной работой — ни слова. Андрей Авинов закончил в 1905 г. Императорское училище правоведения. Поработал немного клерком в Сенате и получив большое наследство, посвятил всю свою дальнейшую жизнь коллекционированию бабочек. Бывший камер-юнкер двора, видевший лично императора Николая II, по приезде в Америку в 1917 г. подрабатывал как художник по рекламе. Впоследствии устроился ассистентом энтомолога в Музей естествознания. Стал директором Музея естествознания в г. Питтсбурге и личным другом Джорджа Ханна. Как видим, чтобы спорить с Третьяковской Галереей и русскими учеными, Андрею Авинову совсем не нужно было «кончать университеты» или корпеть над реставрацией или исследованием икон в русских музеях. Чтобы получить в Америке признание в качестве специалиста по иконам, достаточно обладать несомненной русскостью, занимать высокую позицию в элите общества и быть другом миллионера-коллекционера. После этой выставки и каталога 1944 г. началось триумфальное шествие этих шедевров иконописи по всем американским музеям и публикациям. Кстати, начавшись в Америке, после 1950-х годов восхваление этих шедевров было наиболее распространено уже на европейском континенте. Немалая доля в мистификации принадлежит знаменитому западногерманскому музею Реклин! хаузен и английской писательнице на иконные темы — Тамаре Тальбот Раис. Роль Андрея Авинова все-таки резко выделяется из всей плеяды этих восхвалителей. Достаточно сказать, что сегодня многие «позднейшие» почитатели этих фальшивых шедевров устно и письменно заявляют, будто «они не виноваты», ибо никогда и не видели своими глазами эти иконы, а заимствовали всю информацию из каталога Андрея Авинова. Кстати, почему-то в каталоге Кристи 1980 г. автор первого каталога назван «доктор Авинов» — хотя его официальное наименование всегда было не более как «мистер Авинов». Так мало-помалу и росла слава этой коллекции, достигнув рекордных цен на «аукционе века». Несколько слов об этих «невиноватых» ученых, писавших монографии об иконах Джорджа Ханна, сказать все-таки нужно. Почему никто из них не заметил, что многие иконы Питтсбурга есть не более как точные копии давно известных и многократно репродуцированных шедевров Третьяковской Галереи? Каждый специалист знает, как трудно и редко предоставляется возможность найти связь, даже еле заметную, между двумя теми или иными памятниками. Историки часто воображают или предполагают возможные влияния одних мастеров на других. «Уникумы» из Питтсбурга, наоборот, являются абсолютно точными копиями самых популярных в науке памятников из самого известного русского музея. И никто не заметил не только тождества, но даже «сходства». Странно? Ответ на такую явную мистику может быть двоякий. Или эти ученые никогда не посещали Третьяковской Галереи, никогда не видели ни одной русской или западной книги по иконописи, или же западные ученые обладают предвзятой уверенностью, что русские иконы все на одно лицо, как когда-то европейцы думали о китайцах. Следовательно, в этой «одинаковости» разобраться невозможно и даже не нужно?