Баннер

Сейчас на сайте

Сейчас 109 гостей онлайн

Ваше мнение

Самая дорогая книга России?
 

Кюхельбекер В.К. Ижорский. Мистерия. Части I-II. Спб, 1835.

Ижорский. Мистерия. Санкт-Петербург, в типографии III Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1835. Части I-II со сквозной пагинацией. X стр., включая шмуцтитул и заглавный лист, 151, [3] стр. Цензурное разрешение: 10 июня 1833 г.; цензор В. Семенов. К изданию приложен гравированный И. Матюшиным портрет В.К. Кюхельбекера 1888 года. В цельнокожаном переплете эпохи с тиснением золотом на корешке. Формат переплета: 22х15 см. Автор книги — Вильгельм Карлович Кюхельбекер, издатель — А.С. Пушкин. Наиболее крупное и значительное произведение Кюхельбекера, навеянное темами Байрона и в особенности Гете. Редкость!

 

 


Библиографическое описание:

1. Смирнов-Сокольский Н.П. Рассказы о прижизненных изданиях Пушкина. Москва, 1962, №39, стр. 416-419.

2. Смирнов–Сокольский Н.П. Моя библиотека, Т.1, М., «Книга», 1969, №814.

3. Мезиер А.В. Русская словесность с XI по XIX столетия включительно, Спб., 1899, №10030 (ошибочно указан год издания — 1825!)

4. Библиотека русской поэзии И.Н. Розанова. Библиографическое описание. Москва, 1975 — издание 1908 года!

5. The Kilgour collection of Russian literature 1750-1920. Harvard-Cambrige, 1959 — отсутствует!

6. Книги и рукописи в собрании М.С. Лесмана. Аннотированный каталог. Москва, 1989 — отсутствует!

7. Собрание С.Л. Маркова. Санкт-Петербург, издательство «Глобус», 2007 — отсутствует!

8. Русские анонимные и подписанные псевдонимами произведения печати 1801-1926. Вып. I-III, Ленинград, 1977-1979, №663.

В своих замечательных «Рассказах о прижизненных изданиях Пушкина» Н.П. Смирнов–Сокольский писал:

Книга эта, вышедшая анонимно, написана поэтом-декабристом В. К. Кюхельбекером и ее первые две части изданы А.С. Пушкиным. (Небольшой отрывок из первой части мистерии — разумеется, также анонимно — был напечатан в «Сыне Отечества» еще в 1827 году, а три сцены из этого драматического произведения, также анонимно, были напечатаны в альманахе «Подснежник»). Лицейский товарищ великого поэта В.К. Кюхельбекер был весьма своеобразным, очень эрудированным, очень искренним и честным человеком, но не очень талантливым литератором. После восстания 14 декабря 1825 года, в котором В. К. Кюхельбекер принял самое непосредственное участие, он бежал, но был пойман и приговорен к 15 годам каторги, замененной одиночным заключением в крепости. В конце 1835 года одиночное заключение было заменено ссылкой в Сибирь, где он в 1846 году и умер. Пушкин, как мог, помогал своему товарищу. В частности, он напечатал две его книги: «Ижорский» и описываемый мною далее «Русский Декамерон». Помощь, оказанная сосланному декабристу Пушкиным, свидетельствует о мужестве поэта. Сохранилась копия письма Пушкина к Бенкендорфу, следующего содержания:

«Девица Кюхельбекер просила узнать у меня, не могу ли я взять на себя издание нескольких рукописных трагедий ее брата, которые он ей оставил и которые у нее находятся. Я чрезвычайно желал бы быть ей полезным, но подумал, что на это необходимо разрешение Вашего превосходительства, а дозволения цензуры недостаточно. Надеюсь, что разрешение, о котором я ходатайствую, не повредит мне во мнении его величества. Я был школьным товарищем Кюхельбекера, и естественно, что его сестра в этом случае обратилась ко мне, а не к кому-либо другому. (27-го мая 1832 г.)». Вряд ли даже такое обращение не повредило бы Пушкину во мнении «его величества», если бы не некая негласная помощь великого князя Михаила Павловича. Трудно сказать, почему именно Михаил Павлович благосклонно относился к поэту-декабристу В.К. Кюхельбекеру. Существует версия, что декабрист приходился ему «молочным братом» (т.е. мать Кюхельбекера была кормилицей Михаила Павловича), но мне кажется, что великий князь, участвовавший в следствии по делу декабристов, кокетничал тем, что покровительствовал участнику восстания, который, как известно, в этот роковой день покушался на его жизнь. Помощь великого князя Кюхельбекеру была незначительной, но все-таки реальной.

То, что Пушкин являлся фактическим издателем «Ижорского» Кюхельбекера, подтверждается письмом цензора В. Семенова следующего содержания: «Милостивый государь, Александр Сергеевич! Имею честь препроводить к Вам просмотренные и приготовленные для печати 2 первые части Ижорского; я сделал в них три или четыре бездельные перемены... (15-го июня 1833 г.)». Издание вышло в печатных обложках: без всяких рамок и виньеток на серой бумаге; на лицевой стороне напечатано: «Ижорский. Мистерия. Спб. 1835». Значительно позже, в 1845 году, сам Кюхельбекер писал графу А.Ф. Орлову: «Не излишним считаю довести до сведения вашего, что в 1835 году, когда я находился еще в Свеаборгской крепости, по ходатайству покойного А.С. Пушкина, государю императору угодно было дозволить напечатать две части моей мистерии «Ижорский», найденной нашим великим поэтом в моих старых бумагах». Имеются некоторые документальные подтверждения, что Пушкин издавал эту книгу с помощью П.А. Плетнева, хотя на вопрос П.И. Бартенева, обращенный к последнему в 1852 году, кто именно издавал «Ижорского», постоянный помощник и друг Пушкина ответил: «Кто занимался изданием оной — неизвестно». Было бы наивно думать, что П.А. Плетнев мог тогда ответить иначе: автором книги был осужденный и сосланный декабрист, а Николай I еще здравствовал. Типография III отделения, выбранная Пушкиным и Плетневым для печатания «Ижорского»,— явление, как мне кажется, не случайное. Пушкин богат не был, и не помог ли ему хотя бы типографскими расходами великий князь Михаил Павлович? Да и принадлежность типографии III отделению тоже как-то легализовала издание. В книге напечатаны всего две первые части мистерии Кюхельбекера. Третья часть мистерии была написана Кюхельбекером в 1840-41 г.г. и появилась в печати много позже, уже после смерти автора. «Ижорский» В. К. Кюхельбекера, напечатанный Пушкиным, вряд ли мог иметь успех. В. Г. Белинский встретил книгу неблагожелательно. О содержании мистерии он писал: «Автор представляет какого-то Ижорского, разочарованного человека, тысячу первую пародию на Чайльд Гарольда». И далее: «Для того, чтобы быть поэтом, мало ума: нужно чувство и фантазия. Делать поэмы может каждый, творить — один поэт. Работа всегда остается работою, как бы ни высока была ее цель». Рецензия написана в 1835 году. Белинский несомненно знал и автора, и издателя. Однако ничто не могло повлиять на его оценку, всегда высоко принципиальную. В «Ижорском» заметны следы дружеских бесед с Грибоедовым и внимательного чтения его комедии, а также воздействие «Фауста» Гёте и знакомство с 1-й частью «Дзядов» А. Мицкевича. Кюхельбекер создает иную версию характера и судьбы «лишнего человека», полемическую по отношению к романам Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Равнодушие, духовная опустошенность — не окончательный жизненный итог «героя времени»: борьба за свободу угнетенных и религиозное покаяние — таков путь современного человека к преодолению эгоизма, к искуплению прегрешений, порожденных пресыщенностью, озлобленностью и эгоцентризмом. «Ижорский» — программное произведение Кюхельбекера последекабрьского периода, его любимое детище. Замысел мистерии, возможно, восходит к 20-м гг., когда были написаны фрагменты незавершенной поэмы о «бесе-человеке» («Меламегас»). Но окончательное воплощение сложилось в творческом споре с «Евгением Онегиным» и «Героем нашего времени». Для Кюхельбекера неприемлемы «открытые финалы» романов: равно немыслимо и без нравственно покинуть современного героя «в минуту, злую для него...» либо обречь его на случайную и бессмысленную гибель. Завершение 3-й части мистерии: смерть Ижорского — борца за независимость Эллады, решившего найти Спасение в стенах Афонского монастыря —от пули исламского фанатика, воплощает, по мысли автора, волю Божественного Промысла. Душа Ижорского спасена, благодаря заступничеству перед Богом его друга и возлюбленной, которых он некогда сам загубил. «Фаустовский» финал «Ижорского» определен центральной идеей мистерии: рефлексия «лишнего человека» для Кюхельбекера — отражение борьбы бесовского и божественного начал в сердце современного героя. От «Ижорского» тянутся нити к наиболее значимым творческим свершениям Кюхельбекера в 30-40-е гг.: «Прокофию Ляпунову», поэме-мистерии «Агасвер», его гражданской и филосовской лирике. На позднейшем антикварном рынке книга «Ижорский» встречалась редко, да и охотников на нее было немного. То, что книга эта — издание Пушкина, знали далеко не все книгопродавцы, и она не пользовалась должным вниманием. Сведений о тираже книги не найдено. Он мог быть или 600, или 1200 экземпляров, не больше. В реестре Смирдина 1841 года цена книги была объявлена в один рубль серебром, причем это уже с некоторой скидкой с номинала. Надо думать, что номинальная цена книги при ее выходе была пять рублей ассигнациями.

Кюхельбекер, Вильгельм Карлович (1797-1846) — видный русский поэт-декабрист, переводчик, критик, общественный деятель, отставной коллежский асессор; родился 10 июня 1797 года в Гатчине, умер 11 августа 1846 года в Тобольске. По собственному свидетельству Кюхельбекера он — немец по отцу и матери, но не по языку: «до шести лет — говорит он — я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык — русский». Но обстановка, среди которой протекли его детские годы в имении отца Авинорме (Эстляндской губернии), окружавшая среда, рано проявившаяся наклонность к фантазии и восторженности, подогреваемая увлечением рыцарской поэзией, а затем обучение в г. Верро (Эстляндской губернии) — делали мальчика Кюхельбекера совсем не русским юношей. В Царскосельский лицей (тотчас по открытии последнего) он поступил с весьма нетвердым знанием русского языка. По блестящем окончании курса в Лицее, из которого Кюхельбекер вышел порядочным знатоком новых языков и литературы и восторженным поклонником классического мира, он определился в Коллегию иностранных дел и вместе с тем был старшим учителем русского и латинского языков в Благородном пансионе, учрежденном при Главном Педагогическом Институте; в то же время он состоял секретарем в Обществе учреждения училищ по методе взаимного обучения, давал частные уроки (между прочим, был гувернером будущего композитора M.И. Глинки) и был деятельным членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Но занятия педагогические, досуг от которых он посвящал занятиям литературным; Кюхельбекер скоро оставил. В августе 1820 года он отправился за границу в качестве секретаря при канцлере российских орденов обер-камергере А.Л. Нарышкине. В 1821 г., побывав с Нарышкиным в Германии и южной Франции, Кюхельбекер жил в Париже. Там он сблизился с некоторыми писателями и учеными и выступил и Atlienée Royal с публичными лекциями о славянском языке и русской литературе. Лекции эти до нас не дошли, но едва ли они были удачны, — по крайней мере А.И. Тургенев, в руках которого они были, называет их курьезом, для Кюхельбекера же последствия его дебюта перед французами в качестве лектора были весьма печальны: после одной лекции, в которой он говорил о влиянии на древнюю русскую письменность вольного города Новгорода и его веча, он получил через посольство приказание прекратить чтение лекций и вернуться в Россию; Нарышкин прервал с ним всякие сношения. Возвратившись в Петербург, Кюхельбекер очутился в весьма бедственном положении: без средств и под подозрением по поводу лекций в Париже. Впрочем, по ходатайству А.И. Тургенева и графа Нессельроде ему удалось получить место в Тифлис состоять при Ермолове, вместе с которым осенью 1821 г. он и выехал на Кавказ. Но и здесь он пробыл недолго: в следующем году у него вышла с одним из приближенных Ермолова крупная ссора, кончившаяся дуэлью; Кюхельбекеру пришлось оставить службу, вместе с этим ему пришлось расстаться и с А.С. Грибоедовым, с которым он находился в весьма дружественных отношениях. Он уехал в Смоленскую губернию и до половины 1823 года прожил в имении своей сестры (селе Закупе). Материальная необеспеченность заставила Кюхельбекера искать какой-либо службы. Он намеревался перебраться на службу в Петербург, мечтал издавать журнал, искал потом места в Одессу к графу Воронцову; но ни личные просьбы, ни ходатайства друзей не имели успеха и он два года с небольшим провел в Москве, существуя на средства, которые доставляли ему уроки. В Москве же он вместе с князем В.Ф. Одоевским издал 4 книжки сборника «Мнемозина». Главными целями этого теперь мало известного издания были: «распространить несколько новых мыслей, блеснувших в Германии; обратить внимание читателей на предметы в России мало известные, по крайней мере заставить говорить о них; положить пределы нашему пристрастию к французским теоретикам; наконец, показать, что не все предметы исчерпаны, что мы, отыскивая в чужих странах безделки для своих занятий, забываем о сокровищах, вблизи нас находящихся». Правда, не все цели, намеченные редакцией, были достигнуты с равным успехом, но «Мнемозина» довольно удачно ознакомила русскую публику с плодами немецкой культуры и философии и сборник этот представляет большой историко-литературный интерес, хотя выдающимся успехом в свое время не пользовался; в нем приняли участие, кроме редакторов, такие крупные писатели, как Пушкин, Грибоедов, Баратынский, кн. Вяземский и другие. В «Мнемозине» же, между прочим, Кюхельбекер поместил и свои интересные обширные воспоминания о заграничном путешествии. 1825 год Кюхельбекер провел без определенных занятий частью в Москве, частью в Петербурге, частью в имении сестры. Осенью этого года он вернулся в Петербург и поселился у своего приятеля кн. А.И. Одоевского. Здесь он присоединился к обществу лиц, принявших участие в возмущении 14 декабря. Вечером этого рокового дня, покинув столицу, Кюхельбекер провел несколько дней в имениях своих родственников (в Псковской и Смоленской губ.) и намеревался бежать за границу. Но тотчас по прибытии в Варшаву был узнан, арестован и отвезен в Петербург. Следствие показало, что Кюхельбекер принадлежал к Северному обществу, в которое был введен Рылеевым; верховным уголовным судом он был признан «виновным в покушении на жизнь Великого Князя Михаила Павловича во время мятежа на площади, в принадлежности к тайному обществу со знанием цели и в том, что лично действовал в мятеже с пролитием крови, сам стрелял в генерала Воинова» и т.д. Приговором суда он отнесен был к первому разряду государственных преступников и осужден к смертной казни отсечением головы; но по ходатайству великого князя Михаила Павловича был помилован: смертная казнь была заменена 15-тилетним заключением в крепостях, а по истечении этого срока пожизненной ссылкой в Сибирь. В заключении Кюхельбекер пробыл 10 лет, сначала в Петропавловской крепости, затем Шлиссельбургской, Динабургской, Ревельской и, наконец, Свеаборгской; в декабре 1835 года он был отправлен на поселение в восточную Сибирь, в Забайкальскую область, в город Баргузин, где жил его брат Михаил Карлович, также сосланный за участие в возмущении 14-го декабря. На первых порах жизнь в Баргузине показалась Кюхельбекеру «отрадною и привольною»; ему казалось, что для полного благополучия ему недоставало лишь средств и необходимого для него общества. Но скоро он начал испытывать томление и скуку, которых не могла рассеять и женитьба его; он женился на дочери местного почтмейстера, но жена не понимала и не разделяла его увлечений поэзией и не сочувствовала его стихотворным занятиям, в которых Кюхельбекер по-прежнему находил для себя единственное утешение. Он горько жаловался, что «увяз в ничтожных мелких муках, в заботах грязных утонул». Своими литературными трудами он думал, между прочим, облегчить и материальное положение, но двукратная попытка испросить разрешение на издание своих сочинений не имела успеха. Нужда и болезни окончательно сломили надорванное здоровье слабого Кюхельбекера и он в начале 1845 г. стал уже плохо видеть, а вскоре почти ослеп; в августе следующего года он скончался от чахотки в Тобольске, куда ему разрешили переехать во внимание к его расстроенному здоровью. Все находившиеся в Тобольске декабристы были при нем в последние минуты его жизни и отдали ему последнюю дань. — Так грустно закончилась многострадальная судьба Кюхельбекера, имя которого сохранила история не столько ввиду его заслуг перед отечественной литературой, сколько ввиду особых условий: его имя нельзя было выключить из созвездия славных имен наших писателей начала XIX века, ибо последние всегда считали его самым близким членом своей среды; с другой стороны Кюхельбекера не могли забыть и по его злополучной судьбе. Уже в Лицее проявилась его страсть к стихотворству, но он долго не мог справиться с техникой нашего стихосложения, за что подвергался частым насмешкам со стороны своих знаменитых впоследствии товарищей; в стилистических же погрешностях против русского языка его упрекал совершенно основательно A.И. Тургенев даже в 1820-х годах. Но как доброго, милого товарища Кюхельбекера очень любили его однокашники, в числе которых были Пушкин, Дельвиг, Пущин, барон Корф и др. К Кюхельбекеру-юноше влекло всех, его знавших, его способность искренне увлекаться, его чувствительность, доброта сердца, доверчивость; этих черт не изгладили в его характере даже и тяжкие испытания, какие выпали на долю злополучного писателя в продолжение его жизни. Грибоедов писал о нем: «он отдается каждому встречному с самым искренним увлечением, радушием и любовью»; Жуковский говорил ему: «вы созданы быть добрым... вы имеете нежное сердце»; кн. Вяземский находил в нем «много достойного уважения и сострадательности»; для Пушкина он был всегда «лицейской жизни милый брат». Да и весь круг его знакомых, среди которых были чуть ли не все выдающиеся наши писатели того времени (Пушкин, Жуковский, Дельвиг, Гнедич, Баратынский, Грибоедов, Одоевский, Тургенев, кн. Вяземский и др.) всегда относился к нему с радушием, все сострадали ему в его несчастиях, столь часто его постигавших, и все, чем могли, старались облегчить его существование. В 1823 г. В. И. Туманский писал ему: «какой-то неизбежный fatum управляет твоими днями и твоими талантами и совращает те и другие с прямого пути». Впрочем, и в литературной деятельности Кюхельбекера найдутся черты, ясно и выгодно выделяющие его из толпы посредственных писателей того времени. Писать Кюхельбекер начал рано и еще будучи лицеистом он уже видел свои произведения в печати за подписью: Вильгельм. Его первыми опытами были стихи и статьи критического характера. Поэтическая деятельность Кюхельбекера и ранней и поздней эпохи гораздо ниже его критических статей. Стих Кюхельбекера тяжел, не выдержан и обличает в авторе неумелого версификатора; стиль Кюхельбекера далеко не правилен, благодаря несовершенному знанию русского языка и пристрастию к литературным мнениям Шишкова. Должно согласиться с современниками Кюхельбекера, что в стихах его заметно немало ума, знания, начитанности, но почти не заметно того истинного воодушевления, без которого поэзия обращается в стихотворство. В Кюхельбекере было много восторженности, экзальтации, фантазии, чувствительности, но поэтического пафоса ему дано не было. Но никто не может отрицать в нем искренности и самой пылкой любви к поэзии. Едва ли не лучшими стихотворными произведениями Кюхельбекера следует признать стихи, написанные им в ссылке: в них много живого религиозного чувства и их мягкий, чуждый озлобления элегический тон трогает душу читателя. Все более мелкие стихотворения Кюхельбекера — лирические и преимущественно элегии. Больших поэтических достоинств мелкие стихотворные произведения Кюхельбекера не имеют, их нет и в более крупных, как «Шекспировы Духи», мистерия «Ижорский», и поэма «Вечный жид». В роли политического деятеля, которую он надеялся сыграть, он был совершенно искренен, хотя сильно увлекался, за что его близкий друг Пушкин сравнивал с Анахарсисом Клоотсом. Известно, что все тот же Пушкин, с такой симпатией относившийся к своему другу, назвал его «Шекспировы Духи» — дрянью, а поэму его совершенно забраковал Белинский. — Более достоинств и значения имеют критические статьи Кюхельбекера, хотя нельзя не признать, что и в области критики Кюхельбекер не имел прочно сложившихся убеждений. Так, несмотря на все свое уважение к Пушкину, он однажды не затруднился поставить его на одну доску с Кукольником, а кн. Шихматова сравнивал с Кальдероном. Тем не менее — некоторые теоретические взгляды Кюхельбекера на литературу заслуживают, по своему времени, внимания — таковы, напр., его попытка отнестись строго критически к авторитетам старого времени, указание на «веру праотцов, нравы, отечественные летописи и сказания народные, как на лучший, чистейший, вернейший источник для нашей словесности»; не лишены значения для того времени и призывы Кюхельбекера к реализму, народности, его серьезные рассуждения о романтизме и пр. Поэтому, несмотря на некоторые странности и заблуждения Кюхельбекера, должно признать за ним недюжинный ум, отличное знакомство с иностранной литературой (особенно немецкой) и несомненные способности, правильному развитию, направлению и выражению которых сильно вредили крайняя экзальтация его и отсутствие чувства меры. Как человек, Кюхельбекер имел много хороших сторон, из которых главные — его искренность и доброта. Кажется, никто не понимал его лучше Баратынского, который, между прочим, писал о нем: «Он человек занимательный во многих отношениях... он с большими дарованиями, и характер его очень сходен с характером женевского чудака (Руссо); та же чувствительность и недоверчивость, то же беспокойное самолюбие, влекущее к неумеренным мнениям, дабы отличиться особенным образом мнений, и порой та же восторженная любовь к правде, к добру, к прекрасному, которой он все готов принести в жертву; человек, вместе достойный уважения и сожаления, рожденный для любви к славе и для несчастия». Менее доброжелательную, но едва ли не более верную характеристику дал о нем Е.А. Энгельгардт: «Кюхельбекер имеет большие способности, прилежание, добрую волю, много сердца и добродушие, но в нем совершенно нет вкуса, такта, грации, меры и определенной цели. Чувство чести и добродетели проявляется в нем иногда каким-то донкихотством. Он часто впадает в задумчивость и меланхолию, подвергается мучениям совести и подозрительности, и только увлеченный каким-нибудь обширным планом выходит из этого болезненного состояния».

Жена (с 15.1.1837) — Дросида Ивановна Артенова (1817-1886), дочь мещанина, баргузинского почтмейстера. Дети: Федор (род. мертвым - 12.6.1838), Михаил (28. 7.1839-22.12.1879), Иван (21.12.1840-27.3.1842) и Юстина (Устинья, р. 6.3. 1843) в замужестве Косова. По всеподданнейшему докладу гр. А.Ф. Орлова Ю.К. Глинке разрешено взять к себе на воспитание оставшихся после смерти ее брата малолетних детей Михаила и Юстину с тем, чтобы они именовались не по фамилии отца, а Васильевыми — 8.4.1847. Михаил под этой фамилией определен в Ларинскую гимназию — 1850, по окончании ее поступил в Петербургский университет на юридический факультет — 1855, в 1863 прапорщик Царскосельского стрелкового батальона. По манифесту об амнистии 26.8.1856 детям дарованы права дворянства и возвращена фамилия отца. Вдова Кюхельбекера жила в Иркутске, получая от казны пособие в 114 руб. 28 коп. серебром в год, по ходатайствам генерал-губернатора Восточной Сибири М. С. Корсакова и чиновника особых поручений при нем А. Макарова ей с 1863 выдавалось еще пособие от Литературного фонда по 180 руб. в год. В сентябре 1879 она выехала в Казань, а затем в Петербург, после смерти сына возбудила ходатайство о восстановлении прежней пенсии, которая выплачивалась ей до отъезда из Сибири, ходатайство удовлетворено — 24.6.1881. На ее похороны выдано по ходатайству кн. М.С. Волконского, сына декабриста, 150 руб. — 19.5.1886. Сестры: Юстина (12.7.1784-15.7.1871), замужем за Г.А. Глинкой, братом декабриста В.А. Глинки (см.); Юлия (около 1789 - после 1845), классная дама Екатерининского института.

Полного собрания сочинений Кюхельбекера нет; стихотворения и статьи его печатались в следующих журналах и сборниках: «Амфионе» (1815 г.), «Сыне Отечества» (1816-1825 гг.), «Благонамеренном» (1818-1825 гг.), «Соревнователе просвещения и благотворения» ( 1819-1821 г.), «Невском Зрителе» (1820 г.), «Полярной Звезде» (1825 г.) и др. Кроме того, много произведений Кюхельбекер поместил и в сборнике «Мнемозина»; по смерти Кюхельбекера были напечатаны некоторые произведения и дневник его в «Отечественных Записках» (т. 139), «Библиографических Записках» (1858 г.), «Русской Старине». Наибольшее количество стихотворений Кюхельбекера помещено в «Собрании стихотворений декабристов» (Библиотека русских авторов, вып. II, Берлин 1862 г.) и в книжке «Избранные стихотворения В. К. Кюхельбекера», Веймар, 1880 г. Отдельно изданы следующие сочинения Кюхельбекера: «Смерть Байона», Москва 1824 г.; «Шекспировы Духи» — драматическая шутка в двух действиях, посвящается А.С. Грибоедову, Спб. 1825 г.; «Ижорский» — мистерия, Спб. 1835 г. (издана анонимно, притом лишь первая часть, остальные света не видели); «Русский Декамерон» – поэма, Спб., 1832 г. (издана анонимно); «Вечный жид» — поэма, Спб. 1878 г. Немало произведений Кюхельбекера осталось в рукописи.

Литература о Кюхельбекере обширна. Наибольшее количество сведений сохранилось о нем, как об участнике в возмущении 14 декабря; такого рода сведения можно найти во всей литературе о декабристах. Главнейшие источники и пособия: «Донесения следственной комиссии», Спб. 1826 г.; А.И. Дмитриев-Мамонов, «Декабристы в Западной Сибири», М. 1895 г., М.И. Богдапошич, «История царствования императора Александра I»; Schnitzler, «Histoire intime de la Russie», Brux. 1847, III; Н.A. Гастфрейнд; «Кюхельбекер и Пущин»; Спб. 1901 (раньше в «Вести. Всемирной Истории;» 1900 г., №12); A.Н. Пыпин, «История русской этнографии»; его же, «Общественное движение в России при Александр I»; Н.И. Греч, «Записки о моей жизни», Спб. 1886 г. — характеристика Кюхельбекера, сделанная Гречем, весьма резкая и не вполне справедливая и вообще сведения, даваемые им о Кюхельбекере, во многом неточны; см. его же воспоминания в «Полярн. Звезде» 1862 г. и в «Русск. Вестнике» 1868 г., №6; биографические очерки о Кюхельбекере см. в «Русск. Старине» 1875 г., т. 13 (поправки к этой статье в «Древн. и Нов. России» 1878 г., №2) и у Колюпанова «Биографии А.И. Кошелева», т. I, М. 1889 г., кн. II (там же в примечаниях и список трудов Кюхельбекера); кроме того: «Русский Архив» 1870 г. №№2, 6, 8-9; 1871 г. №2; 1881 г., №1; «Русская Старина» 1870 г., №4; 1873 г. №7; 1875 т. 13; 1883 г. т. 39 и 40; 1884 г. т. 41; 1891 г. т. 69. Записки: М.И. Глинки, Спб. 1887 г., П.А. Каратыгина, Спб. 1880 г.; И.И. Панаева, Спб. 1876 г., и др.; словари Геннади, Брокгауза, Толля и др.; «Сборник старин. бумаг Щукина», т. VIII, М. 1901 г.; «Современник» 1869 г., VII; «С.-Пт. Вед.» 1866 г. №176; Грот, «Пушкин, — его лицейские товарищи и наставники» Спб. 1887 г.; «Нов. Время» 1880 г., №1640. Сочинения А.С. Пушкина (изд. Литер. фонда и Академическое); Сочинения А.С. Грибоедова Спб. 1889 г.; «Остафьевский архив кн. Вяземских» т. II, Спб. 1899 г. (и прим.). Об отце В.К. Кюхельбекера — Карле Ивановиче (ум. в 1809 г.), первом директоре Павловска см. в «Русской Старине» 1870 г., т. I, стр. 429-434 и в книге «Павловск. Очерк истории и описание». Спб. 1877 г. О сыне В. К. Кюхельбекера, Михаиле Вильгельмовиче, (род. 29 июля 1840 г., ум. 22 дек. 1879 г.) см. «Новое Время» 1879 г. № 1374. «Молва» 1879 г., №356, «Голос» 1879 г., №325.

Листая старые книги

Русские азбуки в картинках
Русские азбуки в картинках

Для просмотра и чтения книги нажмите на ее изображение, а затем на прямоугольник слева внизу. Также можно плавно перелистывать страницу, удерживая её левой кнопкой мышки.

Русские изящные издания
Русские изящные издания

Ваш прогноз

Ситуация на рынке антикварных книг?