Баннер

Сейчас на сайте

Сейчас 174 гостей онлайн

Ваше мнение

Самая дорогая книга России?
 

Шафонский А. Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 год, с приложением всех для прекращения оной тогда установленных учреждений.

По всевысочайшему повелению напечатано 1775 года в Москве при Императорском Университете. М., 1775. 8 н.с.; VIII с.; 8 н.с.; 652 с.; 4 н.с.; 2 складных гравированных чертежа. Толщина блока 6 см. В цельнокожаном коричневом переплете того же времени, корешок с бинтами и тисненными золотом растительным орнаментом и шрифтом, крышки и корешок с потертостями и надрывами. Тройной красный обрез. Цветные вощеные «мраморные» форзацы. Потертости, разрывы и трещинки на сгибах чертежей. Потерь нет. Для книг XVIII века наш экземпляр неплохой сохранности. 24×19 см.

 

 

 

"Get the Flash Player" "to see this gallery."

Автор Афанасий Филимонович Шафонский (1740–1811) – коллежский советник и главный доктор Московского главного сухопутного госпиталя – указано в предисловии нашего издания (с. II). Издано Комиссией для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы. Посвящение Екатерине II подписано членами Комиссии: протоиереем Большого Успенского собора А. Левшиным, кн. П. Макуловым, главным врачом А. Шафонским, Г. Орреусом, Х. Граве, Д. Самойловичем, Л. Долговым. На пустом бланке перед титулом дарственная надпись ореховыми чернилами от автора графу Бутурлину Петру Александровичу(1734-1787) (отец знаменитого библиофила гр. Д.П. Бутурлина): «Его Сiятельству Графу Петру Александровичу Бутурлину. Сiя толь великаго удивления достойная книга наипаче на ниве врачеванiя и предохраненiя отъ страшнаго недуга въ знакъ глубочайшего почтенiя и душевной преданности. Честь имею пребыть Вашега Сiятельства всепокорнейшiй слуга. Сочинитель». Имеются экземпляры с дарственными надписями от Комиссии для предохранения и врачевания от моровой заразительной язвы принимавшим участие в борьбе с эпидемией чумы в Москве: в РГБ — доктору И. Ф. Эразмусу, в РНБ — Измайловского полка капитан-поручику А. М. Зыкову.


Библиографическое описание: издание относится к разряду очень известных библиофильских редкостей:

1. Н.Б. «Русские книжные редкости». Опыт библиографического описания. Часть II. Москва, 1903, № 198

2. Бурцев А.Е. «Русские книжные редкости. Библиографический список редких книг». Спб, 1895, № 441

3. Бурцев А.Е. «Обстоятельное библиографическое описание редких и замечательных книг». Том IV, СПБ., 1901, № 1215

4. Битовт Ю. «Редкие русские книги и летучие издания 18-го века». Москва, 1905, № 1841

5. Готье В.Г. «Каталог большей частью редких и замечательных русских книг». Москва, 1887, № 6787

Наша книга также описана: 1. Сводный каталог русской книги XVIII века. 1725-1800, т.III, № 8222

2. Чертков А.Д. «Всеобщая библиотека России». Каталог книг для изучения нашего отечества во всех отношениях и подробностях». Москва, 1863, № 2707


В 1771 году Москву посетило ужасное бедствие - в январе месяце в столице открылась страшная моровая язва. Занесена была чума в Москву войском из Турции; врачи предполагали, что её впервые завезли вместе с шерстью на суконный двор, стоявший тогда у моста, за Москвою-рекою. Здесь с 1 января по 9 марта умерло 130 человек; следствие открыло, что на празднике Рождества один из фабричных привез на фабрику больную женщину с распухшими железами за ушами и что вскоре по привозе она умерла. Чума с быстротой переносилась из одного дома в другой; самый сильный разгар чумы в Москве продолжался четыре месяца: август, сентябрь, октябрь и ноябрь. Жители столицы впали в уныние, сам главнокомандующий, граф Салтыков (известный победитель Фридриха II при Куренсдорфе) бежал из Москвы в свою деревню Марфино; ; вместе с ним выехали губернатор Бахметев и обер-полицмейстер Иван Иванович Юшков. За оставление своего поста граф был императрицею уволен; в городе в это бедственное время не было ни полиции, ни войска, разбои и грабежи стали производиться уже явно среди белого дня. По словам очевидца, Подшивалова, народ умирал ежедневно тысячами; фурманщики, или, как их тогда называли, "мортусы", в масках и вощаных плащах, длинными крючьями таскали трупы из выморочных домов, другие поднимали на улице, клали на телегу и везли за город, а не к церквам, где прежде покойников хоронили. Человек по двадцати разом взваливали на телегу. Трупы умерших выбрасывались на улицу или тайно зарывались в огородах, садах и подвалах. Уголь и обгорелое дерево тогда были признаны за лучшее средство к очищению воздуха. Первая чумная больница была устроена за заставой в Николоугрешском монастыре. Вскоре число больниц и карантинов в Москве прибавилось, также были предприняты и следующие гигиенические меры: в черте города запрещено было хоронить и умерших отвозить на вновь устроенные кладбища, число которых возросло до десяти, затем велено погребать в том платье, в котором они умерли. Фабрикантам на суконных фабриках было приказано явиться в карантин, не явившихся же было приказано бить плетьми; сформирован был батальон сторожей из городских обывателей и снаряжен в особые костюмы. Полицией было назначено на каждой большой дороге место, куда московским жителям позволялось приходить и закупать от сельских жителей всё, в чем была надобность. Между покупщиками и продавцами разложены были большие огни и сделаны надолбы, и строго наблюдалось, чтобы городские жители до приезжих не дотрагивались и не смешивались вместе. Деньги же при передаче обмакивались в уксус. Но, несмотря на все эти строгие меры болезнь переносилась быстро. Так, один мастеровой из села Пушкина, испугавшись моровой язвы, отправился к себе в деревню, но ему хотелось купить жене обновку, и он купил для нее кокошник, который впоследствии оказался принадлежавшим умершей от чумы. Все семейство мастерового умерло быстро, а затем и все село лишилось обитателей. Точно таким образом вымер и город Козелец от купленного в Чернигове кафтана.

Чумная Москва попала под деятельный надзор генерал-поручика Ерокина; последнему именным указом было приказано, чтоб чума "и в самый город С.-Петербург вкрасться", и от 31 марта велено было Еропкину не пропускать никого из Москвы, не только прямо к Петербургу, но и в местости, лежащие на пути; даже проезжающим через Москву в Петербург запрещено было проезжать чрез московские заставы. Мало того, от Петербурга была протянута особая сторожевая цепь под начальством графа Брюса. Цепь эта стягивалась к трем местам: в Твери, в Вышнем Волочке и в Бронницах. Но несмотря на все заставы и меры, предпринимаемые полицией, чума все более и более принимала ужасающие размеры, - фурманщики еще были не в состоянии перевозить всех больных. да и большая часть из них перемерла; пришлось набирать последних из каторжников и преступников, приговоренных уже к смерти. Для этих страшных мортусов строили особые дома, дали им особых лошадей, носилки, крючья для захватывания трупов, смоляную и вощаную одежду, маски, рукавицы и прочее. Картина города была ужасающая - дома опустели, на улицах лежали не погребенные трупы, всюду слышались унылые погребальные звоны колоколов, вопли детей, покинутых родными, и вот, в ночь на 16 сентября, в Москве вспыхнул бунт. Причина бунта, как говорил Бантыш-Каменский, была следующая. В начале сентября священник церкви Всех Святых (на Кулишках) стал рассказывать будто о виденном сне одного фабричного - последнему привиделась во сне Богородица, которая сказала, что так как находящемуся на Варварских воротах ее образу вот уже более тридцати лет никто не пел молебна и не ставил свечей, то Христос хотел послать на Москву каменный дождь, но Она умолила Его послать на Москву только трехмесячный мор. Этот фабричный поместился у Варварских ворот, собирал деньги на какую-то "всемирную свечу" и рассказывал свой чудесный сон.  Толпы народа повалили к воротам, священники бросили свои церкви, расставили здесь аналои и стали служить молебны. Икона помещалась высоко над воротами - народ поставил лестницу, по которой и лазил, чтоб ставить свечи; очень понятно, что проход и проезд был загроможден. Чтобы положить конец этим сборищам, весьма вредно действующим при эпидемиях, митрополит Амвросий думал сперва убрать икону в церковь, а собранную на нее в поставленном там сундуке немалую сумму отдать на Воспитательный дом. Но, не решаясь лично взять на себя ответственность, он посоветовался с Еропкиным; последний нашел, что брать икону в смутное время небезопасно, но что сундук можно взять, и для этого послал небольшой отряд солдат с двумя подьячими для наложения печати на сундук. Народ, увидя это, закричал: "Бейте их! Богородицу грабят! Богородицу грабят!" Вслед ударили в городской набат у Спасских ворот и стали бить солдат. Архиепископ Амвросий, услыхав набат и видя бунт, сел в карету своего племянника, жившего также в Чудовом монастыре, и велел ехать к сенатору Собакину; последний со страху его не принял, и от него владыко поехал в Донской монастырь.  Мятежники кинулись в Кремль, многотысячная толпа была вооружена и неистово вопила: "Грабят Богородицу!" Толпа ворвалась в Чудов монастырь и накинулась на все: в комнатах и в церквах рвала, уничтожала и конщуствовала; вслед за тем были разбиты чудовские погреба, отдаваемые в наймы купцу Птицыну, - все вино было выпито. Между тем Амвросий, видя себе неизбежной гибели, просил у Еропкина, чтобы он дал ему пропускной билет за город. Вместо билета Еропкин прислал ему для охраны его особы одного офицера конной гвардии, но пока закладывали для Амвросия лошадей, толпа ворвалась в Донской монастырь. Амвросий, предчувствуя свою гибель, отдал свои часы и деньги племяннику своему, находившемуся при нем все время, и велел ему искать спасения, а сам пошел в церковь, одев простое монашеское платье; увидев, что толпа черни стремится в храм, Амвросий приобщился святых тайн и затем спрятался на хорах церкви. Бунтовщики кинулись в алтарь и стали всюду искать свою жертву. Они не щадили ничего, опрокинули престол. Увидя, что хоры заперты, они отбили замок и кинулись туда, и там, не найдя Амвросия, хотели сойти, как какой-то мальчик заметил ноги и платье несчастного мученика и закричал: "Сюда! сюда! архиерей здесь". Толпа с яростью накинулась на невинную жертву и потащила его из храма. Здесь, выведя его в задние ворота к рогатке, ему сделали несколько вопросов, на которые он ответил, и казалось, слова архипастыря тронули многих, как вдруг из соседнего монастырского кабака выбежал пьяный дворовый человек г. Раевского, Василий Андреев, и закричал: "Чего глядите вы на него? Разве не знаете, что он колдун и вас морочит?" Сказав это, он первый ударил невинного страдальца колом в левую щеку и поверг его на землю, а затем и остальные изверги накинулись на несчастного архиепископа и убили его. По словам биографа Амвросия, тело его лежало на улице весь день и всю ночь. На месте, где убит был архиепископ, в память этого прискорбного случая воздвигнут был каменный крест. Убийцы, покончив с Амвросием, кинулись было к Еропкину, который жил на Остоженке, в дом, где теперь коммерческое училище, но тот уже в это время вызвал стоявший в тридцати верстах от Москвы великолуцкий полк, принял над ним начальство и отправился с ним в Кремль. Выехав из Спасских ворот, он увидел, что вся площадь была покрыта народом. Еропкин подъехал к бунтовщикам верхом вместе со своим берейтором и стал их уговаривать разойтись, но толпа кинулась к Кремлю, кидая в Еропкина каменьями и поленьями; одно из них попало ему в ногу и сильно ушибло. Видя, что увещания не действуют, Еропкин, поставив перед Спасскими воротами два орудия, приказал стрелять холостыми зарядами в народ. Толпа, увидя, что убитых нет, закричала: "мать крестная Богородица за нас" и кинулась к Спасским воротам. Тогда Еропкин приказал зарядить картечью, и на этот раз грянул выстрел, оставивший многих убитых и раненых. После этого толпа кинулась на Красную площадь и прилегающие улицы; вслед за ней поскакали драгуны. переловившие многих бунтовщиков. Еропкин два дня не слезал с лошади и был первым во всех стычках с народом. По усмирении бунта он послал к императрице донесение о происшествии, испрашивая прощения за кровопролитие. Екатерина II милостиво отнеслась к поступку Еропкина и наградила его Андреевской лентою через плечо и дала 20000 рублей из кабинета и хотела пожаловать ему 4000 душ крестьян, но он отказался. Вскоре в Москву был прислан Граф Григорий Орлов; он приехал в столицу 26 сентября, когда стояли ранние холода и чума уже заметно ослабевала. Вместе с Орловым прибыли четыре команды от лейб-гвардии с необходимым числом офицеров. По приказу Орлова состоялась, 4 октября, торжественное погребение убитого Амвросия.  В течение целого года покойного поминали во все службы, а убийцам возглашалась анафема. Убийцы Амвросия, Василий Андреев и Иван Дмитриев, были повешены на том самом месте, где совершено убийство. К виселице были приговорены еще двое - Алексей Леонтьев и Федор Деянов, но виселица должна была достаться одному из них по жребию; остальные шестьдесят человек: купцов, дьячков, дворян, подъячих, крестьян и солдат приказано было бить кнутом, вырезать ноздри и сослать в Рогервик на каторгу; захваченных на улице малолетних было приказано высечь розгами, а двенадцать человек. огласивших мнимое чудо, велено сослать вечно на галеры с вырезанием ноздрей. Казнь над преступниками была совершена 21 ноября. По приезде в Москву Орлов многими благоразумными мерами способствовал окончательному уничтожению этой гибельной эпидемии и восстановлению порядка. Он с неустрашимостью стал обходить все больницы, строго глядел за лечением и пищей, сам глядел, как сжигали платье и постели умерших от чумы, и ласково утешал страждущих. Несмотря на такие высокочеловеческие меры, москвичи смотрели на него недружелюбно и на первых же порах подожгли Головинский дворец, в котором он остановился. Но вскоре народ оценил его заботы и стал охотно идти в больницы и доверчиво принимать все меры, вводимые Орловым. По истечении месяца с небольшим после его приезда государыня уже писала ему: "Что он сделал все, что должно было истинному сыну отечества, и что она признает нужным вызвать его назад."  Около 16 ноября Орлов выехал из Москвы; от шестинедельного карантина в городе Торжке императрица освободила его собственноручным письмом. Въезд Орлова в Петербург отличался особой торжественностью; в Царском селе, на дороге в Гатчину, ему были выстроены Триумфальные ворота из разноцветных мраморов, по рисунку архитектора Ринальди; вместе со множеством пышных надписей и аллегорических изображений на воротах красовался следующий стих тогдашнего поэта, В.И.Майкова: "Орловым от беды избавлена Москва". Так была пережита страшная эпидемия чумы в Москве 1771 года, начиная с 1 января, когда чума была занесена на суконный двор, и кончая 16 ноября, когда граф Орлов выехал из Москвы, благодаря карантинным мерам "избавил Москву от страшного мора".


Листая старые книги

Русские азбуки в картинках
Русские азбуки в картинках

Для просмотра и чтения книги нажмите на ее изображение, а затем на прямоугольник слева внизу. Также можно плавно перелистывать страницу, удерживая её левой кнопкой мышки.

Русские изящные издания
Русские изящные издания

Ваш прогноз

Ситуация на рынке антикварных книг?