RARUS'S GALLERY

Пг., Башня, 1916. 64 с. с ил., 5 л. цв. ил. Рисунки выполнены в технике цинкографии. В цв. издательской иллюстрированной обложке. 30х22 см.

Наверное, самым последовательным и одним из наиболее одаренных учеников Билибина можно признать Г. Нарбута. Еще в гимназические годы детские книги, оформленные мэтром, потрясли его воображение, «зародили в нем мысль... уехать в Петербург, разыскать художника Билибина и добиться... согласия учиться у него рисованию». Вскоре начинающему графику удалось подружиться со своим кумиром, а позднее — сблизиться и с другими мастерами «Мира искусства». Общение с ними было для Нарбута своеобразной школой, хотя до систематических занятий дело так и не дошло. Первые оформительские опыты художника — рисунки к сказкам «Снегурочка» и «Горшеня» — были еще несовершенны и подражательны. В письме к Н. Рериху 1906 г. Билибин так охарактеризовал своего подопечного: «По-моему, он очень способный малый, но пока еще (по юности) совершенно без индивидуальности. Он подражает моим первым сказкам, от которых я сам давно отказался, и не может еще, кажется, понять, насколько они не то, чем они должны были бы быть. Я все время твержу ему, чтобы он искал себя...». Вероятно, эти увещевания возымели действие: в дальнейшем Нарбут, как правило, старался избегать откровенных подражаний учителю. Однако самостоятельную манеру ему удалось выработать далеко не сразу. В оформлении сказок «Журавль и цапля» и «Медведь» используется нехарактерный для Билибина прием «очеловечивания» животных. Изящные пейзажи выдержаны в канонах средневековой японской гравюры. Именно с этой книги началось многолетнее плодотворное сотрудничество Нарбута с издательством И. Кнебеля. Особенно активным оно было в 1909 г., когда график получил заказ на целый цикл сказок для знаменитой «Подарочной серии». Оформляя «Войну грибов», Нарбут учитывает опыт Поленовой, но находит новый, весьма оригинальный и ироничный подход к сюжету. Его грибное царство узнаваемо в мельчайших деталях и в то же время фантастично. Комический эффект достигается за счет несоответствия изображенных предметов их реальным масштабам: фигурки стрельцов и бояр теряются среди огромных грибов, хрупкие цветы уподобляются могучим деревьям, шляпки грибов превращаются в сторожевые башни и церковные купола. Характерно, что чисто декоративные элементы оформления часто удавались Нарбуту в гораздо большей степени, чем собственно иллюстрации. Задача украшения книги была для него несравненно ближе и увлекательнее, чем подробное, связное повествование о приключениях героев. Например, в рисунках к сказке «Деревянный орел» образы персонажей несколько схематичны, но очень выразительна обложка этой книги, созданная по мотивам гравюры первопечатника Ивана Федорова. «Нарбут учится теперь менее у самого Билибина, более—на образцах, вдохновлявших учителя... При этом ассимиляция новых форм и образов происходит... особенно легко в тех случаях, когда они вызывают в памяти нечто сходное, полюбившееся с детства». Иначе и быть не могло: в сказке действуют люди, фабула ее относительно сложна. Нашелся в некоем царстве умелец, смастеривший летающего орла. Царевич летит на нем в соседнее государство, проникает в замок тамошнего правителя, знакомится с его дочерью, задержан, посажен под стражу, по просьбе своего отца-царя освобожден, однако с условием: орла разрушить и больше таких не делать. Мастер избирает для иллюстраций три момента: полет царевича на орле, его разговор с царевной и томление в тюрьме Юмористика, зверушки, травки во всех этих ситуациях совершенно неуместны. В стиле Нарбута есть некая «деревянность». Источники его вдохновения указать легко: гравюры — от них неумолимая четкость словно резцом проведенных линий; отчасти русский лубок – от него раскраска; отчасти – Билибин. Замки стоят на условных «иконных горках», на небе сияет красное солнце с человеческой физиономией. Так, в иллюстрациях к сказкам «Теремок» и «Мизгирь» совершенно органично соединились впечатления от мощной образности японской гравюры и детские воспоминания о первых встречах с миром природы. Рисунки к книге «Как мыши кота хоронили» выполнялись во время пребывания Нарбута в Мюнхене, и это отразилось на их стилистике.

Художник не использует богатую лубочную традицию интерпретации данного сюжета, но вступает в творческий диалог с западными мастерами графики. Действие переносится из амбара в пустынные интерьеры некоего дворца, в иллюстрациях и буквицах узнаются немецкие архитектурные реалии. На страницах то и дело появляются миниатюрные изображения и шуточные гербы замечательных представителей мышиного рода, фигурки мышей-герольдов оживляют и комментируют повествование. Уже в Мюнхене график начал работать над серией изданий, главными героями которых стали игрушки. Пожалуй, никто из мастеров Серебряного века не отобразил этот круг образов с такой любовью, основательностью и глубиной проникновения в их уютный и праздничный мир, как Нарбут. В большинстве иллюстраций представлены игрушки не вымышленные, а реально существующие и не старинные, а современные художнику. Они помещены в откровенно условное пространство, окружены столь же «невсамделишными» пейзажами, интерьерами, предметами. Оформителю удается гармонизировать исключительно сложную гамму цветов и оттенков. В этом цикле заметно влияние таких корифеев «Мира искусства», как А. Бенуа и М. Добужинский. Серия изданий басен И. Крылова, получившая широкую известность, выдержана в гораздо более строгой и лаконичной стилистике, чем «игрушечная сюита». Художник предлагает убедительную современную трактовку эстетики ампира. Он обнаруживает знание традиций искусства силуэта и в композициях к Крылову, и в рисунках к сказке Андерсена «Соловей», где атмосфера условного, сказочного Китая воссоздается на основе изучения исторических образцов. Иллюстратор словно приглашает читателя в театр теней, в хрупкое и призрачное царство прихотливой экзотики. Отдельные скупые вкрапления цвета придают композициям дополнительную остроту, не нарушая их плоскостной природы. Менее выразительны рисунки к сказке «Прыгун», выполненные в традициях английской иллюстрации середины XIX в. К сожалению, не состоялся намечавшийся выпуск еще двух книг Андерсена в нарбутовской интерпретации. Художник прожил очень недолгую жизнь, но успел внести ощутимый вклад в искусство оформления детской книги. Правда, всевозможные заимствования и внешние влияния часто нивелировали его творческую индивидуальность. Но почти все графические создания мастера отмечены печатью тонкого вкуса, изобретательной фантазии и высокого профессионализма. Важно и то, что они выполнялись с учетом возможностей полиграфической техники. Очень образно сказал об этом А. Эфрос: «Он — книжник; книга его родила, книга его прихлопнула, в ней он жил, и другого облика для божьего мира у него не было. В этом смысле он прямо-таки гофманическое существо; он был одержим книжными недугами; у него кровь была смешана с типографской краской...». Художники «Мира искусства» не ограничивались при оформлении детских книг поисками новых модификаций русского стиля, их интересовал более широкий спектр эстетических проблем. Разумеется, в работах мастеров этого круга для детской аудитории проявились и их «западнические» пристрастия, глубокие познания в области зарубежной художественной культуры.